Майк Тайсон - Беспощадная истина

Когда журналист задал вопрос о моем проигрыше Дагласу, я начал выходить из себя:

– Люди говорят: «Посмотри, сколько у него денег!» Я часто слышал неадекватные оценки в свой адрес. Мне трудно представить, что кто-нибудь мог позавидовать моей жизни. Если бы он прошел через все то, через что пришлось пройти мне, он бы, наверное, покончил с собой. Я чуть не сдох. Мои волосы начали седеть и выпадать, столько мне всего пришлось пережить и передумать. Я мог сойти с ума, но вместо этого я взял себя в руки и весь день занимался в своей камере бегом на месте. Я шел в душ, а там опять начинали лезть в голову эти мысли. Я теперь всякий раз ожидаю худшего. Если происходят хорошие вещи, я радуюсь. Но при этом я постоянно ожидаю худшего. Я всю жизнь ожидал, что меня грохнут. Мне просто нужно вернуть уверенность в себя. После поединка с Бруно, когда на мне будет чемпионский пояс, никто уже не сможет побить меня. Моя уверенность станет выше неба, выше звезд.

Однако на каждого доброжелательного журналиста, с которым я мог поделиться своей болью, приходился тот, кто хотел сделать мне неприятное. Я принимал участие в национальной медиа-конференции по селекторной связи, приглашая на предстоящий поединок, и один из таких парней спросил меня: «Майк, верны ли слухи о том, что у вас повреждены глаза? Если это так, то не является ли это следствием частого воздействия на вас перечного газа во время секса?»

Иногда я просто не знал, как сдержаться и промолчать. На одной из пресс-конференций, посвященной пропаганде бокса, выяснилось, что я передал пятьдесят тысяч долларов Молодежному центру имени Мартина Лютера Кинга в Лас-Вегасе, и я прокомментировал это следующим образом:

– Это не означает, что я стал прекрасным парнем. Для меня сейчас все кажется обузой. Не знаю, следует ли мне использовать слово «обуза», но я просто не отношусь к числу совершенно благополучных парней. Я стараюсь делать все, что в моих силах, но всякий раз немного не дотягиваю до идеала, во мне всегда находятся какие-то недостатки.

Когда репортер спросил меня о моей дочери, я сделал Монике весьма сомнительный комплимент:

– Ее мать очень красива, но Рейни так красива и великолепна, что на ее фоне ее мать выглядит дурнушкой.

И о чем я только думал?

Перед поединком с Бруно у нас был какой-то совершенно сумасшедший лагерь. Крокодил занимался организацией моих спаррингов. Он пригрозил моим спарринг-партнерам, что, если они не будут уважать его, я настучу им по голове. После первого спарринга он пришел ко мне и заявил:

– Майк, а знаешь, все эти парни говорят, что они надерут тебе задницу. И что после этого они вместо тебя будут драться за чемпионский титул.

Он ударил меня прямо под дых. Значит, эти парни теперь собирались угробить меня? Мои спарринг-партнеры намеревались драться со мной не на жизнь, а на смерть? Что за черт?

Однажды незадолго до поединка я прыгал со скакалкой, когда ко мне подошел Крокодил.

– Ты возвращаешься, чемпион. Али тоже был в изгнании, а затем вернулся и дрался за титул чемпиона мира, – сказал он.

– Да, Али не смог завоевать его, но я дерусь не с Джо Фрейзером [215]. Я дерусь с Фрэнком Бруно. Когда Али вернулся, ему пришлось драться с настоящими зверями. Но я собираюсь вернуть свой чемпионский пояс, – сказал я. – Я собираюсь сделать этого парня.

Эту уверенность я взял с собой на ринг. Меня сопровождал Крокодил, который был одет в черную жилетку с белой надписью на спине: «Любят немногие, ненавидят многие, уважают все». Когда я вышел на ринг, меня освистали впервые за всю мою карьеру, потому что в Лас-Вегас на бой прилетели тысячи бешеных английских фанатов Бруно, но я не слышал этого дерьма.

– Тайсон – насильник, ла-ла-ла, ла-ла-ла , – скандировали они. Но я ничего не слышал.

Когда Бруно вышел на ринг, я почувствовал от него запах страха. Его собственный промоутер позже отметил, что, как только распахнулась дверь раздевалки для выхода на ринг, «словно кто-то уколол Бруно, и он будто сдулся». Он перекрестился раз десять, пока исполняли британский гимн. То, что он боялся, придало мне настоящую уверенность. Когда мы дрались с ним первый раз, он дал мне хороший бой. Затем в поединке за титул он побил моего спарринг-партнера Оливера МакКолла, а также нокаутировал Леннокса Льюиса.

Я понял, что Бруно не хочет драться, так что мне оставалось лишь нанести ему несколько по-настоящему хороших ударов, и порядок. В конце первого раунда я ошеломил его ударом правой, который привел к сильному рассечению над левым глазом. Он так много клинчевал во втором раунде, что Миллс Лейн снял с него очко. Но это не имело значения. Примерно спустя полминуты после начала третьего раунда Бруно на секунду встал в левостороннюю стойку, и я потряс его двумя хуками с левой. Он попытался повиснуть на мне, но я провел два отличных апперкота с правой, второй из которых чуть не сбил его с ног. Он провалился в канаты, и я прикончил его. Я провел двенадцать чистых ударов. Миллс Лейн остановил бой, и я стал новым чемпионом в тяжелом весе по версии Всемирного боксерского совета.

Я повернулся к залу и победоносно поднял руки, наслаждаясь похвалой и преклонением перед собой. Затем я продемонстрировал чувство собственного достоинства: я опустился на колени, приложил лоб к канвасу и отдал дань уважения Аллаху, совершив короткую молитву.

В глубине души я знал, что если бы Бруно дрался со мной в этом поединке с таким же настроем, с каким он делал это в первом бою, то я бы ни за что не победил его. Поэтому я встал и прошел в его угол, где он сидел на табурете и его утешала жена. Я погладил его по голове и поцеловал его в щеку.

В тот вечер я устроил в своем гостиничном номере вечеринку. Пришел мой приятель Зип и куча его ребят из Лос-Анджелеса. Зип любил шампанское, поэтому я заказал сто бутылок «Дом Периньон», и мы пили всю ночь.

Спустя шесть дней после боя я решил отбросить свою скромность. Я должен был драться с Брюсом Селдоном за его чемпионский пояс [216].

– Полагаю, что я заслуживаю гораздо больше, чем тридцать миллионов, и я не думаю, что получил все, на что имею право, – заявил я прессе. – У меня есть дети, о которых я должен заботиться. Никого не будет волновать, если мои дети будут голодать или сидеть на пособии. Никто ведь не придет ко мне, чтобы дать мне подачку, и не скажет: «Ты великий чемпион, мы все в долгу перед тобой».

Я снова был чемпионом, и это означало, что я стал еще более лакомой целью для аферистов, дешевых мошенников, вероломных женщин и обманщиков всех сортов. Мне трудно представить себе, какую кучу денег моей управленческой команде приходилось тратить на то, чтобы держать от меня подальше различного рода ловкачей и адвокатов, навязывающих свои услуги. Рори и Джон Хорн обычно уходили чуть раньше меня из спортзала, Джонни Tocco отлавливали девушек, которые дожидались меня. Они знали, что стоит только мне поймать взгляд одной из них, я бы сказал: «Поехали!» – и мой режим тренировки был бы сорван.