Майк Тайсон - Беспощадная истина

Неудивительно, что меня влечет к роллерам. Есть что-то захватывающее в том, как они взмывают выше всех остальных птиц, прокладывая путь ввысь, к небу и облакам, а затем просто скатываются, сваливаются, кубарем соскальзывают вниз, и, если им повезет, то они еще успевают отвернуть от земли до того, как ударятся об нее. Роллеры, которые являются потомками пары, оба голубя из которой привыкли падать низко, не могут этого сделать. Они пикируют так быстро, что вокруг них происходит разрежение воздуха, и они не уже могут расправить свои крылья – и просто взрываются при ударе. Для тех, кто наблюдает за ними, это выглядит просто ужасно. Но если попытаться представить себя этой птицей, то совершенно не будет ощущения, что ты стремительно падаешь, несешься вниз. Это больше похоже на шведский стол с эндорфином, дофамином [363]и адреналином. Все равно как немного нюхнуть «кокса» и глотнуть «Хеннесси», пока ты подключен к капельнице с морфином.

Мои родители были роллерами, привыкшими падать низко. Я родился, чтобы подняться на вершину неба и упасть вниз. И я искренне благодарен за то, что нашел свои крылья, чтобы расправить их прежде, чем удариться о землю.

Иногда я просыпаюсь и понимаю, что предстоит скверный день. Меня начинают одолевать мысли о том, что меня никто не любит и что жизнь у меня складывается не так, как хотелось, когда я только становился на ноги. Затем я размышляю о том, что мог кого-то обидеть. Затем мне хочется выпасть из жизни и отрешиться от всего. Я не знаю, как проживать каждый день, как жить изо дня в день. Я стараюсь. Я делаю все от меня зависящее, чтобы воспретить любое насилие. Я мог бы позволить любому вздуть меня почем зря, только бы это удержало меня от того, чтобы дать сдачи. Я полагал, что в этом возрасте человек становится более выдержанным, но сам я становлюсь все более раздражительным и озлобленным.

Хотя у меня есть любящая жена и дети, я чувствую себя так, словно я потратил свою жизнь впустую. Не поймите меня неправильно, я люблю свою семью. Я готов умереть или убить за нее. Но это только часть проблемы. Когда я умру, я хочу, чтобы мои дети жили лучше, но я не знаю, будет ли так на самом деле. Не знаю, будет ли у них жизнь гораздо лучше, чем та, что была у меня в Браунсвилле. Они, вероятно, относятся к детям родителей из средних слоев общества. Сейчас я езжу на «Кадиллак Эскалейд». Некоторые, возможно, полагают, что это здорово, но, на мой взгляд, «Кадиллак Эскалейд» недостаточно хорош даже для того, чтобы подарить его проститутке. Я все еще должен налоговому управлению. Вероятно, я умру прежде, чем успею расплатиться с ним. Сейчас я зарабатываю совсем немного. Я выгляжу хорошо, при этом я ничего не делаю. Я дилетант, ханыга, лодырь, приживальщик. Не могу поверить, что моя жена все еще замужем за мной. Я чувствую себя полной дрянью.

Мне не хватает самооценки. Иногда я себя просто ненавижу. Мне порой кажется, что я ничего не заслуживаю. Иногда я начинаю воображать себе, как я вышибаю кому-то мозги и получаю возможность сесть в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Работа над этой книгой привела меня к мысли, что вся моя жизнь была какой-то шуткой. Я представляю собой мрачного и пресыщенного подонка. Ненавижу жить сейчас как обыватель. Не знаю, смогу ли я дожить до следующего дня. Не исключено, что когда-нибудь я просто скажу: «А пошло все оно!..» – и прыгну, чтобы уйти.

Иногда я никак не могу заснуть. Думаю, что причина, по которой я так эмоционально отношусь ко всему, заключается в тех наркотиках, которыми я накачивался все эти многие годы. Эмоции начинают перехлестывать через край. Мне больно от этого, и непонятно, как от этого избавиться. Я был самым крутым парнем на планете, а сейчас принимаюсь плакать по малейшему поводу. Я не могу понять, что со мной не так. Иногда мне кажется, что я распадаюсь на какие-то отдельные мозаичные фрагменты.

Я представляю собой отходы производства, отбраковку. Шлак, отбросы. Я в своей жизни умел только драться, трахаться и плодить детей. Бокс, шлюхи и детишки. Мой исходный уровень, способный погубить меня. И когда я воздерживаюсь от этого, мне кажется, что я достоин награды. Я, по сути своей, типичный наркоман. Я – кусок дерьма, который думает, что мир вращается вокруг него. У меня самая низкая в мире самооценка, но самый непомерно раздутый эгоизм, который только возможен. Я представляю собой всем известного наркомана, которому надлежит умереть на глазах у изумленной публики. Я не могу умереть в одиночестве. Я должен еще выкрикнуть напоследок разную х… ню типа: «Сколько там людей на планете? Пять миллиардов? Я могу победить каждого из них в честной драке». Кто еще способен на такую ахинею? У многих есть деньги, у многих есть слава, но ни у кого не было такого нахальства, самонадеянности и бесстыдства, как у меня. Самые известные люди позволяли, чтобы их слава переросла их и сопровождала их затем по жизни. Я же хотел перерасти свою собственную славу.

Я совершил столько предательств в своей жизни, что уже не доверяю никому. Когда тебя заставляют понять, что тебя уже не полюбят, в тебе это чувство остается навсегда, оно уже никогда не исчезнет. И когда ты понимаешь, что тебя уже никогда не полюбят, у тебя возникает желание причинять боль другим и делать дурные вещи. Зачем делать хорошее при таком раскладе?

Я размышляю о том, откуда мои отец и мать. Мы – люди с улицы. Я делал то, что они и вообразить себе не могли. Знаю, что это ровным счетом ни для кого ничего не значит, но, если у тебя за спиной лишь грязь, нищета и трущобы, то это значит очень много. Даже мои дети не знают, кто я такой и что у меня в прошлом. Знаю, у них тоже есть свои детские проблемы, которые им приходится решать, но они никогда не жили с крысами и собаками на помойке. Они не знают, каково это – прятаться в отвратительной жиже сточной канавы, чтобы тебя не убили. И я горжусь тем, что я из этого мира. Тут нечем гордиться, но я, тем не менее, горжусь. Мои дети могут читать и писать лучше, чем я, но они никогда не смогут превзойти меня в умении переносить тяжелые удары жизни. И я не хочу, чтобы у них когда-либо появился такой опыт.

Я до сих пор провожу время в гетто. Я – настоящее дитя гетто. Иногда я смотрю на Фарида и спрашиваю его: «Фарид, почему мы здесь, когда мы могли бы быть на яхте в Сен-Тропе? Почему мы с этими нищими ниггерами?» Да потому, что эти нищие ниггеры – это наши братья. И они борются за жизнь, день и ночь. Я люблю этих низких, грязных ублюдков, хотя и не доверяю им. Впрочем, я и сам способен «кинуть» их.

Я могу понять многое и принять это. Например, я много думаю о Ницше. Я понимаю, что такое сверхчеловек. Я знаю, что способен стерпеть поведение какого-либо человека, не калеча его, потому что могу сдержать свои чувства. Некоторые не соблюдают никаких приличий, у них нет уважения к окружающим. Когда я встречаю такого парня, я всякий раз думаю, что хотел бы, чтобы он нахамил моей жене – и тогда я бы вышиб ему мозги. Подобные ситуации случаются сплошь и рядом, но я должен отказаться от таких мыслей. Я пытаюсь сдерживать себя, стараюсь стать другим. Но сколько же мне придется еще насиловать себя, чтобы переродиться и стать этим другим?