Майк Тайсон - Беспощадная истина

Еще одна из причин, по которой я много времени провожу дома, – это мое стремление избегать случайных встреч на улице. До того как отправиться в турне по стране со своим шоу «Беспощадная истина» , я практически все время оставался дома, чтобы не встречаться с незнакомыми людьми, способными повлиять на меня плохой энергетикой. Я выходил наружу буквально на минуту или две, а затем тут же возвращался обратно. Когда мне раньше доводилось подолгу бывать вне дома, вначале все могло складываться хорошо, но в конце дня я неизбежно платил из своего кармана, чтобы урегулировать различного рода конфликты, извинялся перед кучей телевизионщиков, а возможно, даже и отбывал наказание. Мне не хотелось бы повторять этот печальный опыт. И я остаюсь, блин, дома, чтобы не оказаться в какой-либо конфликтной ситуации. Можете ли вы в это поверить, блин? Но такова суровая реальность. Кас так закодировал мой душевный настрой, что он способен мгновенно меняться. Я могу находиться на грани эмоционального срыва, а затем в одно мгновение – бац, и все поменялось. Иногда мне даже бывает боязно выйти на улицу, потому что я совершенно не представляю, что со мной может вдруг случиться. Действительно, не представляю. Когда я на улице, я сам опасаюсь своего поведения: я могу воспринять ситуацию совсем не так, как это следовало бы сделать. Когда я был моложе, я контролировал себя гораздо лучше. Когда я был моложе, я был постоянно настроен на агрессию. Вот почему, уже имея чемпионский титул, я так часто попадал в уличные драки. Мое самолюбие постоянно было ущемлено и требовало дать сдачи. Кас также был весьма самолюбивым парнем:

– Что тебе сказал этот парень? И как ты поступил в ответ?

Я был маленьким зае… ным пацаненком, а он продолжал: «И что же ты все-таки сделал в ответ?» В душе мне всегда хотелось просто сбежать, потому что я никогда не знал, что именно могло спровоцировать меня на агрессию. Даже от совершенно безобидного: «Послушай, парень!» – я мог прийти в полную ярость.

Сейчас у меня довольно хаотичный режим. Я иду спать около шести или семи, если только моя жена не принуждает меня смотреть вместе с ней какое-нибудь телевизионное шоу, тогда это может быть и в девять. Где-то в полночь или в два часа ночи я просыпаюсь, в течение часа занимаюсь на велотренажере и на беговой дорожке, затем делаю приседания. Сегодня я два часа бегал с грузом на ногах.

К этому времени Кики уже встает. Когда я вижу, как она берет обоих моих детей и покидает дом, у меня всякий раз возникает опасение, что они больше никогда не вернутся. Сейчас это мой самый большой страх. Когда она уходит, я прихожу в ужас. Мне очень жаль, когда я остаюсь дома один. Раньше мне нравилось быть в одиночестве, но это было до того, как у меня по-настоящему появилась семья. У меня сейчас и мыслей никаких не возникает сделать что-либо неблаговидное. Мне больше не хочется попадать в тюрьму. Вся моя работа сейчас заключается в том, чтобы просто заботиться о своей семье и пытаться помогать людям, которым повезло меньше, чем нам. Не могу поверить, что я стал таким.

Из-за того, что я насмотрелся в своей жизни на разные ужасные вещи, я стал чрезвычайно осторожен. Я всегда велю своей жене запирать двери, все время быть начеку, присматривать за прислугой. Я рассказал ей, как однажды я гостил у своих друзей, а затем уехал, а потом узнал, что несколько часов спустя всех в этом доме убили. У меня в памяти хранятся такие вот жуткие истории. Моя жена считает меня совершенно ненормальным. Такого, как я, еще не было. Если к нам домой приходит кто-то из чужих, я всякий раз начинаю соображать: «Кто этот парень? Кто привел его сюда?» После того как он уходит, я могу попросить ее достать шалфей и очистить энергетику дома. В прежние времена для меня вполне допустимым было прийти в чужой дом и положить на него глаз. После моего ухода в этот дом вваливались вооруженные бандиты и приказывали: «Всем лечь!» Вот какие раньше для меня существовали принципы и нормы.

Когда Кики с детьми уходит, у меня достаточно времени для того, чтобы подумать. И я думаю о том, какое странное у меня было детство, оно почти целиком зависело от моей матери. Как же я смог выбраться из этого ничтожного, жалкого мирка? Как такой мальчишка, как я, смог вырваться из Браунсвилла и стать чемпионом мира в тяжелом весе? Перелистывая страницы истории бокса, можно убедиться в том, что единственное, что меня объединяло с большинством чемпионов, – это была наша бедность. Джек Демпси был, блин, безработным, перебивающимся случайными заработками. Я пытался опереться на этот факт, чтобы придать смысл своему повествованию, но у меня это не получилось. Как же я встретился с Бобби Стюартом, который познакомил меня с Касом? Как же Кас смог вложить в меня столько детской восторженности и энтузиазма? Как же у меня хватило духа сказать себе: «А давай сделаем это»? Откуда взялся этот настрой? Оттого, что я хотел следовать своим героям, когда был молод? А затем я уже перестал мыслить себя без бокса.

Кас всем рассказывал, что молния ударила в него два раза и у него будет новый чемпион в тяжелом весе. Но мне тогда было всего тринадцать лет. Когда он впервые увидел меня, я еще не провел в своей жизни ни одного любительского боя.

Как он мог знать, что, когда он умрет, я стану таким парнем? Он никогда не видел воочию, чтобы я намеренно причинял кому-то вред. Он никогда не видел воочию, как с каждым разом растет на ринге моя уверенность в себе и чувство превосходства. Хотел бы я знать, что бы подумал о том, кем я стал. Он был жестким парнем. Он мог сказать о каком-нибудь боксере: «У этого парня кишка тонка. Оставь его там подыхать». Кас считал, что на ринге тебе следует умереть на щите, но ни в коем случае не сдаваться. Теперь, однако, я понимаю, что нет ничего важнее самой жизни. Ни кубок, ни чемпионский пояс, ни слава – ничто не сопоставимо с жизнью и людьми, которых ты любишь. Я привык быть первым в своей готовности с честью умереть на ринге. Но теперь с этим покончено. Это игра для простаков. И я был, очевидно, самым большим простаком, который когда-либо играл в нее.

Я знал, что являюсь чемпионом мира, еще до того, как завоевал чемпионский пояс. Он просто подтвердил этот факт. Но во мне жила еще другая сущность Майка Тайсона, с которой я никак не мог справиться. Я не мог понять, блин, что же это за чувак. Перед всеми представал такой классный парень, весь из себя суперчемпион, а кем я был на самом деле, так и оставалось скрыто от посторонних глаз. Можно было подумать, что я относился к числу наиболее разыскиваемых опасных преступников США. Инспекторы по надзору за условно осужденными желали иметь подробные отчеты о том, где я находился в каждый конкретный момент времени. Все по-настоящему боялись меня. Я был таким милым прелестным ребенком, но имел имидж злобного, жестокого существа. Это возбуждало и отравляло. Мне всегда хотелось показать людям, что никого и ничего не боюсь, и здесь я перегибал палку. Я считал, что должен быть крутым и злобным, поскольку Кас пестовал такой образ мышления. «Исключительный» было его любимым словом. Я был исключительным боксером.