Майк Тайсон - Беспощадная истина

За неделю до боя у меня взяли интервью как раз на эту тему.

– Я никогда никого по-настоящему не ненавидел. Но думаю, что Тайрелла Биггса я ненавижу, – сказал я. – И я хочу преподать ему хороший урок. Я намерен серьезно побить его, очень серьезно.

Я хотел этим сказать, что я был намерен вздрючить любимца Америки. Я желал быть злодеем, но это не означало, что я не хотел золотой медали. Кроме того, как-то Биггс нагрубил мне в аэропорту. Мы вместе летели на Олимпиаду в Лос-Анджелес. Он должен был принять участие в поединке, а я собирался просто быть зрителем и хорошо провести время. К нам подошел какой-то фанат и сказал нам обоим: «Удачи на Олимпиаде!»

– Что? Вы, очевидно, имеете в виду этот рейс, а не его бой. Он не собирается драться на Олимпиаде, – ответил Биггс.

У меня от той сцены осталось весьма паршивое впечатление. Поэтому я упорно тренировался, чтобы надрать ему задницу, – я был мотивирован. Я даже не хочу много рассказывать об этом бое. Это было семь раундов жестокого наказания. Я использовал локти, бил ниже пояса, наносил удары после окончания раунда. Проявилась темная, глупая, грубая сторона моей натуры, которой я стыжусь. Я растянул наказание на семь раундов. Я был молодым, не совсем уверенным в себе ребенком, и я хотел быть кем-то особенным за чужой счет.

– Я мог бы нокаутировать его еще в третьем раунде, но я растянул это удовольствие. Я хотел, чтобы он надолго запомнил это, – сказал я журналистам после боя. – Когда я бил его по корпусу, он повизгивал, словно женщина.

Тут я, конечно, морочил им голову. Я слышал, как он стонал от боли, но отнюдь не визжал.

В следующем бое у меня тоже была личная заинтересованность. Когда мне было только четырнадцать, мы с Касом разговаривали о том, как бы победить Ларри Холмса. Кас предложил мне план: удар правой сразу после джеба. Я считал, что должен был войти в историю бокса победой над Холмсом и отмщением за поражение Али, моего героя. Так Шугар Рэй Робинсон отомстил за Генри Армстронга, победив Фритци Живича.

За три недели до боя Кевин предупредил меня:

– Холмс гораздо сильнее Биггса, а ты готовился к бою с Биггсом лучше, чем тренируешься сейчас. Надо усилить подготовку.

Я так и сделал.

На пресс-конференции, организованной перед боем, мне было скучно. Я всегда ненавидел такие мероприятия. Иногда я даже засыпал на них. Там не было ничего, что я хотел бы услышать. Я хотел просто драться, и у меня не было никакого желания участвовать в такого рода фигне. Дон Кинг нес всю эту чушь, весь этот бред, придумавая на ходу какие-то дурацкие словечки: «Брачный союз кулачного боя и рукопашных единоборств явился вдохнопением, созитворением и, прежде всего, раскрепождением…» Кому нужно было все это говно?

Однако от этой пресс-конференции была та польза, что на ней я решил осадить Холмса. У меня укрепился агрессивный настрой, поскольку Холмс высокомерно заявил:

– Я собираюсь войти в историю бокса как победитель. Что касается Майка Тайсона, то он войдет в нее как последний сукин сын. Если же ему доведется выиграть этот бой, то в последующем он уничтожит сам себя.

Подозреваю, что в этот день он выступил в роли Нострадамуса.

Продажи билетов на этот поединок побили все рекорды. Там были все знаменитости: Джек Николсон, Барбара Стрейзанд, Дон Джонсон, Кирк Дуглас.

На разогреве в раздевалке я так завелся, что, на самом деле, пробил дырку в стене. Иногда я мог превращаться в какого-то зверя. Я мог перерождаться из рационального человека в иррациональное существо в долю секунды. В эти моменты я вспоминал о том, как надо мной издевались, когда я был ребенком, и отбирали у меня деньги. Я вовсе не хотел проломить стену, но колотил но ней я здорово. Я разогревался и знал, что стена была достаточно прочной. Я бил по ней, бац, бац, бац, а затем – бах! И проломил ее.

На этом бое присутствовало не так много моих подружек. Была Робин, а также Сюзетт Чарльз. Я был достаточно смышлен, чтобы пригласить и других девушек в обход своих антрепренеров. У меня было два билета для одного пижона – его дочь была моей девушкой. Другой приятель пришел со своим братом. Я был хитер.

Мой выход был без музыки. Я думал только о бое. Чтобы «зажечь» зрителей, на ринг вышел Али. Он подошел к моему углу. «Сделай его!» – попросил он.

Раздался гонг, и мы начали бой [96]. Я бил Холмса в каждом раунде. Он оказался недостаточно подготовлен и опасался наносить удары. В четвертом раунде я был у канатов, когда рефери сказал: «Брейк!» Как только он это произнес, я выбросил комбинацию из двух ударов, о которой мы говорили с Касом. Бац, бац! – и он упал. Он поднялся, но с трудом. На этот раз достаточно было лишь прикоснуться к нему, я даже не попал ему в подбородок, и он вновь упал. Я рванул вперед, и он стал уклоняться от моих ударов. Мне было очень трудно попасть, потому что у него были длинные руки и он мог блокировать мои удары. Но затем он сделал ошибку, проведя апперкот. Он был у канатов, и – бац! – я отправил его в нокаут. Я хотел помочь ему подняться, но его угол не позволил мне находиться рядом с ним.

Тогда я наклонился и сказал: «Ты – великий боксер. Спасибо».

– Ты тоже великий боксер, но иди нах… й, – ответил он мне.

– Сам иди нах… й, урод, – сказал я.

На пресс-конференции после окончания боя я был весьма сдержан.

– Если бы он был в своей лучшей форме, у меня бы не было никаких шансов, – сказал я.

Я не стал переворачивать новую страницу и в одночасье становиться смиренным, я просто процитировал Фритци Живича, великого чемпиона, который сказал это после того, как он победил Генри Армстронга. Вы должны заметить, что я всегда цитирую своих героев, мне нечего добавить к сказанному ими.

После боя я был счастлив, когда ко мне в раздевалку зашли Барбара Стрейзанд и Дон Джонсон. Мне нравилась Барбара, она была родом из Бруклина.

– Твой нос очень сексуален, Барбара, – сказал я ей.

– Спасибо, Майк, – ответила она.

Можете ли вы представить, чтобы у ребенка в двадцать один год осуществилась мечта – к нему в раздевалку пришла Барбра, трах-тиби-дох, Стрейзанд? Кас всегда говорил мне, что все, что я когда-либо видел по телевизору, вполне может для меня воплотиться в реальность. Включая женщин. Робин была не единственной красивой девушкой, которую я встретил. Я бы хотел, чтобы у меня была такая фантастическая машина: я звоню, по моему заказу мне создают женский образец, запаковывают его в машину и доставляют его мне.

Вот так я начал прибретать новый опыт. Кроме выдающихся боксеров прежних времен, образцом для подражания для меня являлись также крутые еврейские гангстеры. Парни вроде меня, у которых не было яркой индивидуальности, подражали жизни других людей. Если я, читая, узнавал, что Джо Луис любил шампанское, я начинал пить шампанское.