Пол Стретерн - Макиавелли

обменивались мнениями, последними новостями и слухами. Вскоре там обратили внимание на спокойного молодого человека с презрительным взглядом. Его язвительные замечания и остроты (особенно в отношении духовенства), а также удивительная интуиция – все это не осталось незамеченным. Именно этого и добивался Макиавелли. Никколо знал, что делает – он создавал себе репутацию. (И, не осознавая того, создавал самого себя.) Несмотря на скромное положение в обществе, он был умнее многих. Ирония служила удобной маской, чтобы скрывать высокомерие и тщеславие. Вскоре Макиавелли стал душой общества. Путь к успеху лежал через популярность. И лишь самые проницательные из его друзей заметили скрывающийся под маской холодный расчет. Как бы то ни было, Макиавелли сумел завоевать их расположение, возбуждая жалость, уважение или любопытство. Холодный расчет был редким явлением среди горячих юных сердец Флоренции эпохи Возрождения.

Но почему именно Флоренция, а не какой-то другой город, стала центром итальянского Возрождения? Не обладая военной или политической мощью, Флоренция добилась влияния, во много раз превосходившего ее провинциальный статус.

Самая очевидная причина – деньги. Флорентийские банкиры, такие как семейства Медичи, Пацци и Строцци, владели новейшей технологией той эпохи. В те времена торговые банки представляли собой революционное средство связи. Их бурное развитие на протяжении XV в. постепенно изменило торговлю и коммуникации по всей Европе. Теперь материальные средства в виде кредита или банковского чека перемещались с одного конца континента на другой, освобождая торговлю от таких оков, как бартерный обмен или наличные деньги. Шелка и пряности, прибывавшие из Китая в Бейрут, могли приобретаться посредством межбанковского перевода, а затем доставляться в Венецию.

Профессия посредника была одной из древнейших, и одно из неизменных правил передачи денег заключалось в том, что часть их обязательно прилипала к рукам, через которые проходила. Тюленьи шкуры и китовый жир, доставляемые из Гренландии в Брюгге, могли пойти на уплату папских податей, а деньги переводились в Ватикан посредством банковского чека. В этом-то и суть. Доходы поступали к папе от приходов, епархий и правителей всего христианского мира, который не знал границ между странами и протянулся от Португалии до Швеции и от Гренландии до Кипра. Только самые крупные банкирские дома с надежными отделениями вдоль торговых путей по всей Европе были способны справиться с переводом денег от такого большого количества источников по запутанным каналам конечному получателю. Естественно, в борьбе за такого выгодного клиента развернулась жестокая конкуренция с использованием всех обычных для банкиров того времени средств – политического крючкотворства, подкупа, двойной бухгалтерии и так далее. В 1414 г. схватку выиграли Медичи – они стали банкирами папы. Подобными средствами семейство Медичи добилось контроля и над якобы демократическим правительством Флорентийской республики. К 1434 г. Козимо Медичи не только стал одним из богатейших людей Европы, но и превратил Флоренцию в личное княжество – республикой город только назывался.

Флоренция расцвела как никогда прежде и приобрела международную известность.

Местная монета, флорин (по названию города), играла ту же роль, какую в наши дни играет доллар. В условиях хаоса европейской монетной системы (во многих странах зачастую имели хождение сразу несколько валют) флорин признавался международным денежным стандартом. И точно так же финансовые операции способствовали распространению флорентийского диалекта по всей Италии. Вскоре материальное богатство породило уверенность в себе, которая помогла отбросить традиционные средневековые представления и избавиться от навязываемых Церковью ограничений. Библейское порицание богатства («…удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» [1]и т. д.) уступало место реалиям эпохи – бухгалтерские книги Медичи начинались с такого откровения: «Во имя Бога и прибыли».

Но величие Флоренции определялось не только деньгами. Все дело в том, как эти деньги тратились. Тесные связи Медичи с Церковью открывали семье доступ к тайнам этой процветающей коммерческой организации (даже у кардиналов имелись банковские счета, предназначенные только для расходов на любовниц). Но, расставшись с иллюзиями относительно Церкви, Медичи сохранили твердую веру. И все же факт остается фактом: в Библии содержится прямой и недвусмысленный запрет на одну из главных функций банка – ростовщичество («…серебра твоего не отдавай ему в рост» [2], «…не налагай на него роста» [3], и т. д. и т. п.).

Старея, Козимо Медичи становился все набожнее. Желая искупить свои грехи (и, возможно, сократить время пребывания в чистилище), он стал жертвовать огромные суммы на украшение церквей, на строительство новых и на создание лучших произведений религиозного искусства. Медичи стали крупнейшими частными покровителями искусства, которых когда-либо знал мир. Живопись, архитектура, литература, образование – все это расцветало благодаря щедрости Медичи.

Новая гуманистическая уверенность в себе и щедрое покровительство сочетались с возрождением (и поощрением) интереса к Древней Греции и Древнему Риму. Наступила эпоха Возрождения. В период Средневековья остатки классической культуры оказались погребенными под наслоениями схоластики, а оригинальные тексты искажались веками христианской «интерпретацией». Однако теперь в Европу начали попадать другие тексты, сохранившиеся на Ближнем Востоке. Их ясность и мудрость стали настоящим откровением. Философия, изящные искусства, архитектура, математика, литература – все изменилось благодаря возрождению древнего знания. Изменился и сам взгляд на мир. Жизнь перестала быть испытанием, подготавливающим к переходу в другой мир, а стала ареной для демонстрации умений и талантов. Юный Макиавелли быстро усвоил это. У него появился шанс. Он будет видеть жизнь такой, как она есть, а не какой должна быть.

Тем временем Флоренция привлекала к себе самых одаренных людей Италии, которая в то время была наиболее развитой в культурном отношении страной Европы. В конце XV в. во Флоренции работали Микеланджело, Рафаэль и Боттичелли. В город приезжали такие великие умы, как Леонардо. Да и сама Флоренция славилась выдающимися людьми: среди друзей Макиавелли был Америго Веспуччи, один из первых исследователей Нового Света (названного его именем). Никколо также дружил с будущим великим итальянским историком Франческо Гвиччардини, с которым они вместе посещали лекции крупнейшего философа эпохи Возрождения, блестящего Пико делла Мирандола, еще одного протеже Лоренцо Великолепного. Пико бросал вызов лучшим умам Европы, вызывая их на публичные диспуты, в двадцать три года был обвинен в ереси самим папой, а умер в возрасте тридцати одного года. Им восхищался не только Макиавелли; Микеланджело называл его «человеком почти божественным». Речи и трактаты Пико на такие темы, как человеческое достоинство, – высшее достижение мысли эпохи Возрождения. В них удачно сочетались христианское богословие, лучшие элементы классической философии и любопытные фрагменты герметического учения (алхимия, магия и некоторые положения каббалы). С другой стороны, его рассуждения зачастую носили строго научный характер. Его критика астрологии (хотя и с точки зрения религии) оказала влияние на жившего в XVII в. астронома Иоганна Кеплера, изучавшего движение планет.