Пол Стретерн - Фуко за 90 минут

пер. с англ. Н. В. Павловой

Фуко не принадлежал к числу философов классической традиции. Несмотря на это, в какойто период жизни он считался кем-то вроде нового Канта, что, конечно, сильно преувеличено.

Но едва ли это вина самого Фуко (хотя он и не особенно старался опровергать подобные оценки). Нельзя обвинять Фуко и в том, что превращение в философа-классика было для него абсолютно невозможным. Это не просто вопрос интеллекта. Дело в том, что Витгенштейн уже, в сущности, покончил с классической философией.

Витгенштейн утверждал, что такой вещи, как философия, больше не существует, есть только философствование. Большинство основных фи лософских вопросов были результатом лингвистических ошибок. Достаточно понять ошибку — и вопрос просто исчезает. А все оставшиеся вопросы просто не имеют ответа (или, что более правильно, не могут быть даже заданы).

Но классическая философская традиция в одном из своих вариантов все же продолжала существовать в континентальной Европе в работах Хайдеггера. Он претендовал на то, чтобы действовать вне философии Витгенштейна, за областью логики, анализируя самые основы человеческой мысли и восприятия. На Фуко сильно повлияла эта концепция. Она открыла ему новую философию, и оказалось, что на самом деле у каждого «знания» есть своя версия истины. Он доказал, что эти «истины» во многом зависят от предпосылок, т. е. от мировоззрения, которое господствовало в то время, когда они были провозглашены.

Фуко приступил к решению своей задачи скорее как историк, а не как философ, старательно изучая подлинные документы того периода, которым он занимался. Таким образом «из первых рук» получая сведения об обществе, системе знаний и структуре власти интересующей его эпохи, Фуко пришел к заключению, что знание и власть были так тесно связаны, что их можно соединить в одном термине «сила/знание». Это было центральным звеном его философии. Но будучи на пути к этому открытию и изучая его следствия, мыслитель рассмотрел огромное количество отдельных фактов. Сумасшествие, сексуальность, дисциплина и наказание — историю этих вопросов он считал неотъемлемой от основной идеи своей философии.

Добавьте к этому связь этих проблем с его собственной жизнью, и вы получите самого сенсационного философа современной эпохи.

Но какова настоящая философская ценность этой сенсации? После смерти Фуко прошло уже двадцать лет, но до сих пор не существует единого мнения по этому поводу. Философское забвение легко достижимо, и тот факт, что идеи Фуко все еще обсуждаются, является своего рода признанием.

Как долго это будет продолжаться, решать не нам.

Поль-Мишель Фуко родился 15 октября 1926 года в городе Пуатье, который находится в 250 километрах к югу от Парижа. Его родители были зажиточными буржуа в городе, который являлся олицетворением французского провинциализма.

Отец, успешный хирург, преподавал в местном медицинском колледже. Мать — энергичная женщина, которая занималась деньгами мужа, помогала управлять практикой и отважно водила автомобиль.

Кроме городского дома в Пуатье, у семьи был небольшой домик за городом. Когда Поль-Мишель был еще ребенком, они построили виллу на Атлантическом побережье в Ла Боль. Она была достаточно большой для семьи из пяти человек и прислуги. Здесь семья Фуко проводила летние дни среди сосен, возвышающихся над длинной дугой песчаного пляжа. Отец был добрым, но строгим, мать — деятельной, но заботливой.

Полю-Мишелю жизнь дома со старшей сестрой и младшим братом казалась образцовой. Подобное происхождение типично для многих непримиримых французских философов, которые бросили вызов всем формам власти и буржуазному поведению. (И хотя Фуко попытается восстать против многого другого, он не сможет избежать этого стереотипа, который властвовал над французскими философами от Вольтера до Сартра.) В школе маленький Поль-Мишель был слабым и близоруким. В результате его одноклассники вскоре стали называть его Полишинелем (французский эквивалент горбатого шута, известного нам как Петрушка). Последователям Фрейда будет любопытно узнать, что он мечтал стать золотой рыбкой. Эти сомнительные мечты отразились на его учебе. Несмотря на явные способности, он никогда не выделялся. Даже по истории, любимому предмету, он был лишь вторым.

События, происходившие в мире, мало затрагивали тихий Пуатье и семейную жизнь Фуко.

Вилла на побережье была построена в первые годы Великой депрессии; резкие заявления Гитлера подвергались в прессе изощренным насмешкам, а бархатно-нежные записи Мориса Шевалье крутились на фонографе.

Когда Полю-Мишелю было десять лет, он видел, как первые беженцы — жертвы гражданской войны в Испании — бродили по улицам Пуатье.

Три года спустя Германия напала на Польшу, начав Вторую мировую войну, и семья в последний раз вернулась после летних каникул из Ла Боль. К тому времени, когда Фуко исполнилось четырнадцать, нацисты вторглись во Францию, и французская армия беспорядочно отступала.

Смятение охватило даже Пуатье. С непреклонным безрассудством главного хирурга в операционной, доктор Фуко руководил созданием отрядов скорой помощи в городе. Его жена старательно приглаживала растрепанные перышки и убедительно доказывала, что все идет как надо.

Маленького Поля-Мишеля, который все еще носил школьную форму, все эти события приводи ли в замешательство. Тем летом результаты его экзаменов оказались из рук вон плохими.

Стараниями матери его перевели в другую школу, после чего гадкий утенок превратился в лебедя. Этому примеру суждено было повторяться в его жизни. Фуко провалился на важных экзаменах, но когда он сдавал их во второй раз, то справился блестяще. В двадцать лет, со второй попытки, Фуко поступил в Высшую нормальную школу в Париже. Это была интеллектуальная оранжерея, где вращались все сливки французского студенчества.

Быть ее «студентом» означало пожизненно принадлежать к высшей касте. Соответствие стандарту всегда было нетипичным для Франции, и суперинтеллектуальные «студенты» часто были довольно странными. Но даже здесь Фуко вскоре стал резко отличаться от других.

К этому времени школьник-Петрушка стал исключительно вспыльчивым человеком. Год назад или немного раньше он постепенно осознал свою гомосексуальность. В то время это было противозаконно, а в Пуатье — просто немыслимо.

Поль-Мишель даже не мог обратиться к своей любимой матери за советом и утешением. К тому же он серьезно поссорился с отцом. Юный ПольМишель отказался следовать семейной традиции и не захотел становиться врачом. Медицина просто его не интересовала. Он убегал наверх, в свою комнату, хлопал дверью и с головой уходил в очередную книгу по истории. К тому времени, когда он во второй раз сдал экзамен в университет, можно было не сомневаться в его гениальности. (Его результаты были четвертыми во всей Франции.) Но нельзя было сомневаться и в том, что он обладал типичным для гения непредсказуемым характером.