Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

Всего в театре Корша пьеса выдержала три представления. Благожелательности рецензентов хватило лишь на то, чтобы обеспечить ей постановку на провинциальной сцене. Обогатившись на четыреста рублей, Чехов пережил и некоторое душевное смятение. Холодный прием, оказанный новоиспеченному драматургу, породил в нем сложное чувство по отношению к театру – любовь на грани ненависти, и каждая его последующая пьеса станет бомбой замедленного действия для традиционной сцены и непростым испытанием для актеров. Чем громче Чехова призывали к соблюдению условностей драматургии, тем чаще он ими пренебрегал. Провал «Иванова» содержит в себе зачатки триумфа «Дяди Вани».

Отныне в день премьеры своей новой пьесы Чехов будет прятаться от глаз людских подальше и даже уезжать из города. После третьего представления «Иванова» он сбежал в Петербург и дал пьесу на прочтение Суворину [137]. На этот раз он поселился у Александра с его выздоравливающими от тифа домочадцами. У чеховского брата жизненных проблем было не меньше, чем у Иванова: смертельно больная Анна, тоскующая по своим старшим детям, изводила себя ревностью к сексуально неудовлетворенному мужу. Его дом, несмотря на присутствие прислуги и регулярно выдаваемое Сувориным жалованье, был беден и запущен; сыновья отстали в развитии и замкнулись в своем собственном мирке. Антон писал домашним, невольно подражая тону высокомерного доктора Львова: «Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка».

Через три дня Антон перебрался к Лейкину, где «наелся, выспался и отдохнул от грязи», а от него – в гостиницу «Москва». Живя на свободе, он имел больше возможностей заводить знакомства с дамами и находить новых друзей мужского пола. В Петербурге у него появились новые почитатели. Одним из них был Иван Леонтьев, внук генерала, взявший себе псевдоним Щеглов под влиянием морали из крыловской басни: «Пой лучше хорошо щегленком, чем худо соловьем». Другим – Казимир Баранцевич, мелкий служащий Общества конно-железных дорог, отец шестерых детей, ночи напролет проводящий за письменным столом. Из болезненной скромности он в доме не имел зеркал, а героями своих сочинений выводил людей, чья жизнь была еще более тяжелой и мрачной.

Билибин, Щеглов и Баранцевич в Петербурге, Грузинский и Ежов в Москве были для Антона не только друзьями и поклонниками, но и мрачным предупреждением о том, как дорого может стоить российскому интеллигенту неспособность добиться успеха. Ставшие узниками невезения, бедности или собственной бесталанности, они превращались в литературных поденщиков и начинали смахивать на обитателей зверинца. По словам одного из приятелей Антона, зоолога В. Вагнера, Чехов среди них был как слон в зоологическом саду, и, когда ему удалось вырваться оттуда, их восхищение сменилось завистью. Они же так и оставались сидеть по клеткам, снедаемые унынием и ненавистью к собратьям. За всем этим зоосадом присматривал Суворин: подкармливая и подлечивая своих подопечных, он лишь Антона выпустил на волю, подняв для него расценки до 20 копеек за строчку, выделив в своей газете больше места и благословив его на сотрудничество с «толстыми» литературными журналами. В свои двадцать семь лет Чехов был свободен писать то, что хочет.

Чеховская пьеса Суворину понравилась. Третьего декабря Антон писал родным из Петербурга: «Все ждут, когда я поставлю пьесу в Питере, и уверены в успехе, а мне после Москвы так опротивела моя пьеса, что я никак не заставлю себя думать о ней: лень и противно».

Успех Чехова в Петербурге еще более упрочился его последними публикациями в «Новом времени». Рассказ «Холодная кровь», в основу которого легла реальная история из жизни чеховского таганрогского кузена – отправка скота на продажу в Москву, – получил одобрительный отзыв Российского общества покровительства животным. Рассказ «Поцелуй», действие которого происходит в артиллерийской бригаде (позже подобный офицерский типаж появится в пьесе «Три сестры»), вызвал восхищение военных. Герою рассказа неожиданно достается в темноте поцелуй от незнакомой женщины, которую ему не суждено узнать. Чехов так подробно изучил жизнь расквартированной в Воскресенске военной части, что читатели подумали, будто он сам прошел военную службу. Однако настоящую сенсацию произвела «Каштанка» – это первый из чеховских рассказов, который вскоре был опубликован отдельной книжкой.

Круг читателей Чехова расширился за пределы «Нового времени». Теперь скорее Суворин нуждался в Антоне, чем тот в нем. На Чехова обратил взор еще один литературный патриарх, поэт Алексей Плещеев, аристократ и либерал, стоявший на эшафоте вместе с Достоевским. Вплоть до своей смерти он оставался самым внимательным чеховским критиком. Как и Суворин, Плещеев намекал на то, что готов видеть Чехова своим зятем, но тот возвратился в Москву, избежав помолвки. Поздравляя Антона с наступающим Новым годом, Билибин сообщал ему: «Грузинский пишет мне, что Вы сияете всеми цветами радуги – от петербургских впечатлений».

По совету Суворина и в угоду цензуре Чехов внес поправки в «Иванова» – теперь он назвал пьесу драмой. Однако четвертое действие по-прежнему вызывало сомнение: как сделать смерть Иванова более убедительной?

Весь январь Чехов посвятил своему шедевру, повести «Степь». Редактор журнала «Северный вестник» А. Евреинова (напоминавшая Антону жареного скворца) дала ему полную свободу в смысле объема, темы, а также гонорара. За сочинение в 120 страниц Чехов получил 500 рублей аванса и 500 рублей после публикации. Доходы его утроились, и с тех пор Чеховы больше не знали нужды, хотя, бывало, тратили больше, чем зарабатывали. Одновременно отпала необходимость еженедельно поставлять рассказы в петербургские издания: Антон писал в основном для «Нового времени», держа на голодном пайке «Осколки» и «Петербургскую газету».

Повесть «Степь» подрывает все устои жанра; в ее основу положено путешествие мальчика Егорушки в город на учебу в компании дядьки, священника Христофора и возчиков, а также его встречи с представителями всех слоев общества: ожесточенным тяжкой жизнью хозяином еврейского постоялого двора, польской графиней, мятежными и покорными мужиками. Природа, ее речки, холмы, звери, насекомые настолько переполняют мальчика впечатлениями, что он заболевает, не в силах сопротивляться степной стихии. Повесть по структуре симфонична, а в описании степных пейзажей и грозы соотносима по настроению с частями Шестой, «Пасторальной», симфонии Бтховена – «Сценой у ручья» и «Грозой». Захваченный воспоминаниями своего собственного проведенного в степях детства, Чехов в то же время равняется и на такие литературные вехи, как «Сорочинская ярмарка» Гоголя и стихотворения в прозе Тургенева. Чеховская повесть стала первым его сочинением, которое может быть причислено к серьезной классической прозе.