Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

– Что ж, если падение вороны – знак проклятия или дурное предзнаменование, то это меня не пугает. Все ужасное с нами уже произошло. Так что я буду обедать.А ты волен поступать так, как тебе вздумается.

И он замурлыкал себе под нос какую-то песенку. Когда Канеи перестал петь, в воздухе повисла какая-то жуткая тишина. Облака остановили свой бег, ветер затих, ни одна веточка не колыхалась. Природа замерла в ожидании страшных событий.

Иногда ночь говорит с человеком на своем особом языке. Но люди почти никогда не прислушиваются к ее шепоту. Вскоре после того, как мы съели ворону, сгустились сумерки. Тьма накатила быстро и показалась какой-то особенно плотной. Мы шли по открытой местности, а не по узкой лесной тропе, но все равно каждый из нас с трудом мог различить силуэт идущего рядом. Мы даже взялись за руки. Хотелось остановиться, дождаться утра, но сделать привал прямо посреди дороги было невозможно, поэтому пришлось продолжить путь. Через несколько часов мы набрели на деревянный мостик, перекинутый через спокойную, можно даже сказать, сонную речку. Мы уже собирались пройти по мосту, как вдруг услышали приближающиеся шаги с противоположной стороны. Ребята расцепили руки и спрятались за кустами. Я лег на землю рядом с Альхаджи, Джумой и Саиду.

Я увидел троих мужчин в белых рубахах. Двое были повыше, один пониже. Под мышкой каждый нес одежду. Они тоже держались за руки, а когда сошли с моста на нашей стороне, то остановились: может, заподозрили, что здесь кто-то есть. Один сказал что-то другому еле слышно. Разобрать слова было сложно, они напоминали тихий гул, будто у говорящих сильно заложен нос. Потом двое высоких мужчин стали тянуть маленького в разные стороны. Один настаивал, что надо идти туда, откуда пришли мы, другой считал, что в противоположном направлении. Они начали ссориться. Мое сердце забилось быстрее, я попытался разглядеть их лица, но было слишком темно. Наконец они договорились и прошли мимо нас.

Через несколько минут мы вышли из-за кустов. Все тяжело дышали и не могли вымолвить ни слова. Канеи устроил перекличку, назвав всех нас по именам. Саиду не отзывался. Мы стали искать его и нашли тихо лежащим в кустах. Его трясли за плечи, но он не реагировал. Альхаджи и Джума заплакали. Мы с Канеи вытащили его на дорогу и сели рядом. Тело нашего друга было абсолютно неподвижным. Руки у меня страшно тряслись. В голове крутились тяжкие мысли. Так мы сидел долго – одни в ночи, гадая, что делать. Не помню, кто из моих товарищей в какой-то момент прошептал: «Может, это оттого, что мы съели ту птицу».Почти все плакали, но у меня слез не было. Я смотрел в темноту, будто искал чего-то.

Дневной свет прогнал ночь как-то уж очень быстро. Тьма рассеялась, над нами сияло голубое небо. Мы сидели посреди дороги, Саиду неподвижно лежал рядом. На лбу у него виднелись капельки пота, рот был слега приоткрыт. Я приложил ладонь к его носу, чтобы проверить, дышит ли он. Все встали и вопросительно посмотрели на меня, ожидая вердикта.

– Не могу понять, – признался я.

Каждый стал щупать свой лоб. Лица ребят были озадаченными. Никто не решался сказать, чего он опасается, хотя опасения были не беспочвенными.

– Что же нам теперь делать? – спросил Мориба.

– Нельзя же вечно здесь стоять, – заметил Муса.

– Придется нести его на себе до следующей деревни, даже если до нее далеко, – сказал Канеи с расстановкой. – Давайте поднимем его.

Мы поставили Саиду на ноги, Канеи взвалил его себе на плечи и перенес через мост. Речушка весело журчала, вода с плеском перекатывалась через камни и ядра кокосов. Когда мы выбрались на другой берег, Саиду закашлялся. Канеи посадил его на землю, все столпились вокруг. В течение нескольких минут Саиду рвало, а потом он вытер рот и произнес:

– Вчера на мосту мы видели призраков. Я в этом уверен.

Мы все с ним согласились.

– Я, видимо, потерял сознание, когда они заговорили.

Он попытался встать, мы все поддерживали его.

– Ничего, все в порядке. Пойдем, – оттолкнул он наши руки.

– Ты вернулся из мира мертвых другим человеком, – пошутил Муса.

Мы все засмеялись и двинулись дальше. Стоял погожий день. Страхи остались позади, но руки у меня снова тряслись, уж не знаю почему. По дороге мы не раз спрашивали Саиду, как он себя чувствует, пока не пришли в следующую деревню.

К полудню мы добрались до обитаемого поселения и с удивлением увидели, что жизнь здесь кипит, несмотря на идущую в стране войну. Это был первый крупный населенный пункт на нашем пути. Городок был полон звуков, как одна большая торговая площадь. На улицах играли музыканты, женщины танцевали, бегали дети, от кухонь шел аппетитный запах листьев маниоки – их готовили в густом пальмовом масле.

Мы искали место, где можно отдохнуть подальше от посторонних глаз, и на пути заметили в толпе знакомые лица. Кто-то нам вяло помахал. Отыскав бревно под манговым деревом, мы уселись, чтобы перевести дух. Тут подошла незнакомая женщина и села напротив нас.

– Ты! – указала она на меня. – Я тебя знаю.

Я ее никогда не видел, но она уверяла, что знакома с нашей семьей, и рассказала, что несколько недель назад сюда приходил Джуниор и разыскивал меня. Эта женщина видела моих отца, мать и младшего брата в соседнем селении в двух днях пути отсюда. Объяснив, как туда добраться, она добавила:

– Там много народу из Маттру Джонга и Сьерра-Рутиле – района рудников. Все вы найдете там своих близких или сможете что-то узнать о них.

Женщина поднялась и, пританцовывая под плывущую над домами музыку соукоус, удалилась. Мы все засмеялись. Мне хотелось идти дальше прямо сейчас, но все-таки ребята решили переночевать здесь. К тому же надо было дать Саиду отдохнуть как следует, хотя он и уверял нас, что чувствует себя нормально. Я был так рад, что мои родители и братья нашли друг друга. «Наверное, мать с отцом снова вместе!» – думал я.

Мы отправились на речку, плавали, играли в прятки, в догонялки и жмурки, громко кричали друг другу «ку-ку». Настроение было отличное.

Вечером мы украли у кого-то из жителей кастрюлю с рисом и листьями маниоки, съели все это под кофейными деревьями на окраине, вымыли кастрюлю и вернули ее хозяевам.

Спать нам было негде, и мы устроились на веранде чьего-то дома, когда обитатели ушли внутрь.

В ту ночь я не сомкнул глаз. Ребята похрапывали, а у меня опять затряслись руки. Снова навалились тяжелые предчувствия. По улицам бегали собаки и выли.

Альхаджи проснулся и сел рядом со мной.

– Меня разбудили собаки, – пожаловался он.

– А мне вообще не спится, – ответил я.

– Может быть, это оттого, что ты ждешь встречи со своими, – усмехнулся он. – Мне тоже не терпится. – Он встал. – Как-то странно воют собаки, правда?