Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

Она была невысокого роста, с очень темной кожей, круглыми щечками и искрящимися глазами. У них с дядей не было собственных детей, и они воспитывали нескольких ребят из семей родственников. Детей было четверо: старший Элли и три девочки – Матильда, Кона и самая младшая, шестилетняя Сомбо. Все они бросили свои дела и вышли на веранду, чтобы обнять «брата» – так меня им представил дядя.

– Здорово, что в семье будет еще один парень, – заявил Элли, обнимая меня. Они с дядей переглянулись и засмеялись. Я улыбнулся. В тот день я мало говорил и вел себя тихо. Познакомившись со мной, все разошлись по своим делам, а я остался сидеть с дядей и тетей на веранде. Мне очень нравился вид на город, и я мог подолгу рассматривать дома и корабли. Всякий раз, когда я поворачивался к дяде, он широко улыбался. Тетушка без конца носила мне большие тарелки с рисом, рыбой, тушеными овощами и бананами. Она заставила меня съесть так много, что живот у меня раздулся. После еды дядя показал мне свой верстак и столярные инструменты, которые стояли прямо во дворе и занимали большую его часть.

– Если тебя интересует столярное дело, могу взять тебя в ученики. Но, зная твоего отца, могу предположить, что ты предпочтешь школу ремесленным занятиям, – сказал дядя.

Я на это ничего не ответил.

Тут пришел Элли и спросил, можно ли мне пойти с ним на футбольный матч местных команд. Дядя разрешил, но сказал, что я сам могу выбрать – хочу ли я идти туда.

Мы с Элли направились в конец улицы, где находилось футбольное поле. Это место называлось Брукфилдс.

– Я рад, что ты будешь жить с нами, – уверял меня Элли, пока мы ждали начала игры. – Можешь поселиться в моей комнате.

Он был старше и уже оканчивал среднюю школу. По всему было видно, что этот жизнерадостный парень очень дисциплинированный и организованный. Он говорил очень складно и немного, только по делу.

С другой стороны поля нам помахала рукой симпатичная девушка с очаровательной улыбкой. Я уже собирался спросить, кто это, но Элли опередил меня:

– Это наша двоюродная сестра. Она живет у приемных родителей на другой стороне улицы от нас. Ее зовут Амината. Ты с ней скоро познакомишься.

Как выяснилось, она была дочерью еще одного – единокровного – брата моего отца. Позже я особенно подружился именно с Элли и Аминатой; они были мне ближе, чем остальные дети из новообретенной семьи.

Во время длительных прогулок с дядей я узнал, что у моего деда было много жен, поэтому у отца много братьев.О существовании некоторых из них он вообще не знал. Но со стороны бабушки братьев не было – у нее папа был единственным ребенком.

За игрой следить не получалось: я мог думать только о новых родственниках, которых я только что обрел и о существовании которых раньше и не подозревал. Я был счастлив, но по привычке не подавал вида. Элли много смеялся во время матча, а я не мог выдавить из себя даже улыбки. Когда мы вернулись домой, дядя проводил меня обратно в реабилитационный центр. По пути к автобусу он держал меня за руку. В дороге я все время молчал, только в самом конце поблагодарил дядю, когда тот дал мне деньги на транспорт на случай, если я сам захочу навестить его. У входа на нашу территорию он обнял меня и сказал на прощание:

– Скоро увидимся, сынок.

Меня предупредили о предстоящей «репатриации» за две недели до того, как я должен был покинуть Бенин-хоум. Лесли сказал, что мне предстоит вернуться в семью и налаживать нормальную жизнь. Те две недели показались мне более долгими и томительными, чем восемь месяцев, проведенных в реабилитационном центре. Смогу ли я снова жить в семье? Долгие годы я был предоставлен сам себе и жил без чьего бы то ни было руководства. Мне не хотелось бы показаться черствым и неблагодарным, если я буду вести себя слишком уж независимо и отстраненно. Дядя ведь не обязан был брать меня к себе. И потом, что делать, когда мучают мигрени и ночные кошмары? Как я объясню новым родственникам, особенно детям, периодические приступы тоски и уныния? Их не всегда возможно скрыть, они отражаются у меня на лице… Ответов на эти вопросы не было. Я поделился своими сомнениями с Эстер. Она уверила, что беспокоиться нечего, все будет нормально. Но простых слов ободрения мне было мало.

Ночами я лежал в кровати, уставившись в потолок, и думал. Почему мне удалось выжить в этой войне? Почему все мои близкие родственники погибли, а я остался невредимым? Сплошные загадки! Играть в настольный теннис и футбол расхотелось, но, правда, к Эстер меня тянуло каждый день. Я здоровался и спрашивал, как у нее дела, а потом погружался в свои мысли. Что же мне делать потом, после ухода из центра? Иногда Эстер приходилось щелкать пальцами перед моим носом, чтобы вернуть меня к реальности. Вечерами мы подолгу молча сидели на веранде с Мохамедом, Альхаджи и Мамбу, но я даже не замечал, как они ближе к ночи вставали с нашей длинной скамьи и уходили спать.

И вот наконец настал день отъезда. Вещей у меня было немного, и я их все сложил в большой пакет. Туда поместились пара кроссовок, четыре футболки, три пары шортов, зубная щетка и паста, крем для кожи, плеер и несколько кассет, две рубашки с длинным рукавом, две пары брюк и галстук – выходную одежду мне принесли для выступлений на конференциях. Собравшись, я сел и стал ждать. Сердце мое учащенно билось, прямо как в тот день, когда мама впервые привезла меня в школу-интернат. И вот послышался гул мотора. Подскакивая на ухабистой дороге, к центру приблизился микроавтобус. Я подхватил пакет и пошел к медпункту – именно оттуда меня должны были забрать. Мамбу, Мохамед и Альхаджи пришли меня проводить. Из медпункта вышла улыбающаяся Эстер. Автобус подъехал к воротам и припарковался возле них. Рядом с водителем сидел Лесли, он должен был сопроводить меня в мой новый дом.

Послеполуденное небо было ясным, но солнце светило как-то тускло, а в тот момент вообще спряталось за единственное набежавшее облачко.

– Надо идти, – сказал я друзьям дрожащим голосом. Я протянул руку Мохамеду, но он рванулся вперед, и мы крепко обняли друг друга. Мамбу не стал дожидаться, пока друг детства отпустит меня, и присоединился к нашим объятиям. Он сжал меня так крепко, будто прощался навсегда. (Родственники Мамбу нашлись, но отказались брать его к себе. Потом я узнал, что он опять отправился воевать.) Последним подошел Альхаджи. Он сжал мою руку, и мы долго смотрели друг другу в глаза, вспоминая все, что нам довелось пережить вместе. Потом я похлопал его по плечу, а он улыбнулся: понял, что этот жест означает нечто вроде «все у нас будет хорошо». Я его после этого больше никогда не видел, потому что он часто переезжал из одной приемной семьи в другую. На прощание Альхаджи сделал шаг назад, отдал мне честь и прошептал: «До свидания, командир отряда!» Я опять похлопал его по плечу, но не стал отдавать честь. Тут приблизилась Эстер. В глазах у нее стояли слезы. Она обняла меня крепче, чем обычно, но я не мог ответить ей тем же, потому что изо всех сил пытался сдержать рыдания. Девушка подала мне листок.