Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

Но Даллес хотя бы не жалел времени, выслушивая ключевых свидетелей. Про большинство членов комиссии и этого сказать было нельзя. По мнению Спектера, многие из них не ознакомились даже с основными фактами по делу. «Думаю, члены комиссии мало что знали о нем». Уоррен и другие члены комиссии никогда не приглашали младших юристов на свои начальственные заседания, а на редкие встречи со штатными сотрудниками большинство членов комиссии, по словам Спектера, «являлись и просто сидели – ни вопросов, ни предложений. Мы вели следствие самостоятельно».

Мало кто из штатных юристов критиковал Уоррена столь гневно, как Спектер. Он всегда оговаривался, что в качестве председателя Верховного суда Уоррен был незаменим: «с глубоким чувством справедливости… совесть нации». Но столь же глубокого интеллекта Уоррену, как считал Спектер, недоставало. «Уоррен был слабоват как юрист. Отнюдь не блестящий. Даже не слишком умный». И упрямство Уоррена, и его нетерпеливость, а хуже всего, неколебимая лояльность по отношению к Кеннеди только мешали расследованию. Спектер считал, что Уоррен порой срезает углы при расследовании, торопит, а в результате могут возникнуть новые теории заговора. Поскольку Уоррен почти сразу же уверился, что Освальд действовал в одиночку, «дальше ему все было очевидно». Подход Уоррена был прост: поскорее бы покончить с этим проклятым делом, рассказывал Спектер. «Уоррен хотел сделать все как можно быстрее».

Спектеру казалось, этот подход значительно усложняет работу юристов, тем более что Ли Рэнкин не хотел ни в чем противостоять председателю Верховного суда. Молодые юристы пытались обойти самые неудачные распоряжения Уоррена или переубедить его ради спасения репутации самого же председателя. «Мы чувствовали себя опекунами Уоррена, – вспоминал Спектер. – Уоррен совершал кучу ляпов, а мы следили, чтобы он до беды не довел. Нехорошо так говорить? Что поделать, это правда».

Столь же нелестно отзывался Спектер и о некоторых штатных юристах, особенно о тех, кто редко появлялся в Вашингтоне. Дэвида Слосона он почти не знал, но слышал, что напарника Слосона, Коулмена, практически невозможно застать на месте. «Понятия не имею, делал ли Билл хоть что-нибудь» [15]. Спектер считал, что основная следственная работа была осуществлена всего лишь четырьмя юристами – им самим, Дэвидом Белином, Джозефом Боллом и Норманом Редликом. «Когда доходило до дела, оставались Белин, Болл, Редлик и я», – утверждал Спектер. Он восхищался также работой Говарда Уилленса, заместителя Рэнкина, хотя среди сотрудников и ходили слухи, будто Уилленса внедрили в комиссию лишь затем, чтобы снабжать информацией Роберта Кеннеди, возглавлявшего Министерство юстиции.

Худшим из решений Уоррена Спектер считал упорный отказ предоставить сотрудникам комиссии возможность ознакомиться с фотографиями вскрытия президента. По мнению Спектера, примитивные наброски, сделанные специалистом по фотороботам из Бетесды и якобы изображавшие раны Кеннеди, были бесполезны. «Они неточны, они создают ложное впечатление». Всю весну Спектер уговаривал Рэнкина добиться от Уоррена пересмотра этого решения. «Я бился с Рэнкином насмерть». Одному из коллег Спектера запомнилось, как тот выходил с такой встречи в слезах. Сам Спектер слезы отрицает, но и ему «запомнились долгие, ожесточенные споры»4.

Дэвид Белин рассказывал, как однажды за совместным со Спектером ужином в ресторане «Монокль» предложил вместе уволиться в знак протеста из-за этих фотографий. Такой поступок, как они оба понимали, мог бы навлечь неприятности на комиссию и на самого Уоррена. Белин, по его словам, злился не меньше, чем Спектер: его возмущало, что для председателя Верховного суда важнее уберечь частную жизнь семейства Кеннеди, чем предоставить сотрудникам комиссии доступ к необходимым медицинским материалам. С Кеннеди, по отзыву Белина, обходились как «со своего рода элитой, аристократией при европейском дворе XVIII века» 5 .

Спустя годы Спектер, не оспаривая воспоминаний Белина о том ужине, настаивал, однако, что об уходе из комиссии он никогда не думал. «Я не стал бы увольняться из-за этого», – сказал он. Вместо демонстративной отставки Спектер подал официальный протест – письменный, в виде служебной записки Рэнкину, – чтобы в архиве комиссии навсегда осталось свидетельство того, как он был возмущен. «Это не была записка лишь бы собственную задницу прикрыть», – говорил впоследствии Спектер 6 . По его словам, то была последняя, отчаянная мольба предоставить информацию, необходимую для его важной работы: установить, как именно погиб президент Соединенных Штатов. «Этой запиской я пытался убедить Рэнкина добыть чертовы фотографии и рентгеновские снимки».

Служебная записка, датированная 30 апреля, начиналась так: «По моему мнению, нам необходимо располагать фотографиями и рентгеновскими снимками вскрытия президента Кеннеди». Далее Спектер перечислял причины своего требования, указывая, какой это огромный риск для следствия – полагаться на карандашные наброски ран президента, сделанные художником из ВМФ, не проверив реальные фотографии и рентгеновские снимки: в комиссии уже обсуждался вопрос, не поместить ли эти наброски в заключительный отчет. Спектер напоминал Рэнкину, что художник из ВМФ даже не видел воочию фотографии и рентгеновские снимки и точность выполненных им изображений зависела от «смутных воспоминаний» патологоанатомов из Бетесды, которым тоже запретили доступ к фотографиям – к снимкам, которые они же сами и сделали! Заглядывая в будущее, Спектер предостерегал: «Однажды кто-нибудь сравнит эти рисунки со снимками и обнаружит существенные ошибки, которые могли бы заметно повлиять на осведомленность и окончательные выводы комиссии» 7 .

В своей записке Спектер предлагал выход из положения: он посоветовал комиссии выпросить у Роберта Кеннеди разрешение просмотреть фотографии вскрытия и рентгеновские снимки, пообещав, что этот материал «будет доступен лишь самому узкому кругу сотрудников комиссии исключительно для подтверждения (или исправления) рисунков и эти снимки не войдут в заключительный отчет комиссии».

Записку Спектер приурочил к назначенному на следующий день рабочему заседанию комиссии – первому за месяц с лишним общему собранию. Рэнкин ответил, что ничего обещать не может, но доводы молодого юриста убедили его, и он решил обратиться с этим вопросом к комиссии. Рэнкин понимал, что необходимость посмотреть фотографии вскрытия и рентгеновские снимки сделалась очевидной после показаний Коннелли, так как свидетельство губернатора Техаса явно опровергало версию одной пули. Если Коннелли будет и дальше настаивать, что в него попала не та пуля, которая ранила президента, фотографии вскрытия и рентгеновские снимки понадобятся для доказательства, что в целом вполне заслуживавший доверия свидетель в данном случае ошибся.