Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

И времени на то, чтобы ломать голову исключительно над тайнами ЦРУ, у Слосона тоже не хватало. По его словам, несмотря на заминку с документами из Мехико, «в целом я считал, что ЦРУ ведет честную игру». Представители ЦРУ, в особенности Рокка, вроде бы с готовностью отвечали на все вопросы Слосона, а когда не имели ответов, давали разумное и внятное объяснение. Слосон не мог не оценить откровенность, с какой Рокка поделился с ним информацией о перебежчике Юрии Носенко, бывшем агенте КГБ. Спустя годы Слосон признавался, что понятия не имел о спровоцированной побегом Носенко суматохе, о том, как чуть ли не с первого дня лучшие специалисты по СССР в ЦРУ, а также ФБР сражались против начальника Рокки Джеймса Энглтона, главы отдела контрразведки ЦРУ. Энглтон считал Носенко двойным агентом, которого умышленно передали Соединенным Штатам, чтобы снять с Советского Союза подозрения в причастности к убийству Кеннеди.

Юрий Иванович Носенко 7 (на момент побега ему исполнилось 36 лет) вступил в контакт с ЦРУ в 1962 году, путешествуя в качестве агента КГБ под прикрытием по Швейцарии. Тогда он заявил, что проститутка украла у него 200 долларов. Согласно отчету ЦРУ, Носенко обратился к знакомому американскому дипломату в Женеве и попросил денег взаймы: он-де опасается, что в случае недостачи начальникам в КГБ станет известно о его сексуальных похождениях. Этот инцидент использовали, чтобы перевербовать Носенко и поручить ему шпионить уже в пользу США.

В феврале 1964 года, через три месяца после убийства Кеннеди, Носенко вновь связался с ЦРУ и заявил, что должен немедленно бежать и что он располагает ценной информацией о Ли Харви Освальде. Побег Носенко сделался сенсацией, о нем писали на первой странице The New York Times 8 , но затем перебежчик на долгие годы исчез из поля зрения. Носенко сообщил ЦРУ, что лично читал подборку документов КГБ по Освальду и эти документы доказывают: убийца президента никогда не был агентом СССР. Советские секретные службы сочли Освальда психически нестабильным – хорошо владевший английским языком Носенко выразился коротко: a nut , «придурок», – и потому негодным для работы в разведке. А уж когда Освальд предпринял в октябре 1959 года, вскоре после приезда в Москву, попытку самоубийства, вопрос о вербовке был закрыт.

В ФБР у Носенко имелась поддержка. Эдгар Гувер и его заместители по контрразведке, выискивавшие коммунистических шпионов на территории Америки, считали Носенко настоящим перебежчиком и его показания принимали на веру. В былые годы рекомендации Гувера было бы достаточно, чтобы все отнеслись к русскому с полным доверием, но Энглтон был настроен решительно против Носенко, а именно Энглтон контролировал поток информации из ЦРУ в комиссию, и в частности к Слосону. Энглтон поручил своим подчиненным отыскать в истории Носенко противоречия и доказать, что это двойной агент. Более всего Энглтон опасался, что Носенко подослали из Москвы с целью подорвать доверие к другому перебежчику из КГБ, который ранее переселился в США – к Анатолию Голицыну 9 . Голицын годами подыгрывал паранойе Энглтона, считавшего, что агенты КГБ просачиваются в ЦРУ. По мнению Голицына, Носенко был двойным агентом, отряженным в США специально для дискредитации самого Голицына.

Понятно, что Слосон разволновался, узнав так много о настоящем шпионском деле, непосредственно связанном с работой комиссии. Шпионы, двойные агенты, побеги женевскими переулками – это ударяло в голову, признавался он впоследствии. Если Носенко говорил правду, тем самым исключалась причастность Советского Союза к убийству. Если же он лгал, то, значит, КГБ старался замести следы и скрыть свою связь с человеком, застрелившим президента.

Рокка убеждал Слосона, что информированные агенты ЦРУ считают Носенко обманщиком 10 , и Слосон, как он потом вспоминал, понимал причины такого недоверия: «Показания Носенко пришлись чересчур кстати» для оправдания Кремля, рассказывал Слосон. Носенко по всем признакам был «подсадной уткой».

В самой комиссии документы по Носенко были столь строго засекречены, что кое-кто из юристов даже не слыхал этого имени. В большинстве представленных комиссии документов Носенко обозначался просто буквой N. Слосон понимал, что комиссии предстоит решить, следует ли включать в окончательную, подлежащую опубликованию версию своего отчета информацию о Носенко, и какую именно. Если верны подозрения ЦРУ и Носенко – двойной агент, то, по мнению Слосона, комиссия сыграла бы на руку Кремлю, распространяя сообщения Носенко: «фактически мы бы обелили Москву». И во всех этих вопросах Слосону опять-таки приходилось полагаться на сотрудников ЦРУ, которые не допускали ни его, ни какого-либо другого члена комиссии на встречу с Носенко для личной проверки его информации. «Я просил о встрече и всякий раз получал ответ: “Ни в коем случае”», – вспоминал Слосон.

Слосону также ничего не рассказывали о том, как обращались с Носенко в ЦРУ. Он знал, что русского держат в одиночном заключении, и позднее говорил, что его беспокоило, насколько суровы условия содержания Носенко: Слосон всегда полагал, что длительное одиночное заключение равносильно «психологической пытке».

На самом деле все обстояло гораздо хуже. Впоследствии следователи, назначенные Конгрессом, и даже кое-кто в ЦРУ признавали, что Носенко фактически подвергался многолетней пытке. В одиночном заключении он провел 1277 дней, то есть более трех лет, в основном на тренировочной базе ЦРУ под Уильямсбургом (штат Виргиния) в специально оборудованной неизолированной камере, освещенной единственной лампочкой, которую не выключали ни днем, ни ночью. Никакого общения, кроме допросов. Никакого чтения, заключенному отказывали в элементарных вещах, месяцами не выдавали зубную щетку и пасту. «Я ни с кем не мог общаться, – рассказывал позднее Носенко, – не мог читать, не мог курить, не мог даже подышать свежим воздухом» 11 .

Министерство юстиции, безусловно, разделяет ответственность за жестокое обращение с Носенко. В апреле 1964 года министерство втайне санкционировало такие условия содержания русского перебежчика. Представители ЦРУ именно за этим наведались к заместителю генерального прокурора Николасу Катценбаху. Впоследствии Катценбах под присягой пытался отречься от этого разговора, но протоколы ЦРУ подтверждают, что встреча имела место и что Катценбах одобрил предложение ЦРУ держать Носенко в заточении сколько понадобится, без суда и возможности апелляции.

ЦРУ и другими способами продолжало втихомолку сотрудничать со Слосоном. Управление помогло ему составить запрос правительству Кубы о пересылке всех относящихся к Освальду документов из кубинского посольства и консульства в Мехико. Запрос направлялся через правительство Швейцарии, взявшей на себя роль дипломатического посредника между Вашингтоном и правительством Кастро12, и прежде чем обратиться с таким запросом, Слосон испросил разрешения комиссии.