Джулиан Ассанж - Джулиан Ассанж: Неавторизованная автобиография

Мое дело слушалось сперва в Верховном суде – и по процедурному вопросу, и в силу того, что мое дело рассматривалось как показательный пример, помогающий определить терминологию процесса, – и это позволило нам потребовать анализа самой сути обвинений. Что означало обвинение кого-то в том, что он заполучил доступ к компьютеру? Если в системе присутствовала коммерческая информация, но нарушитель ее не прочитал, то он по-прежнему обвиняется в краже? Если вор вламывается в дом и крадет сегодняшнюю газету, то должен ли он предстать перед судом за кражу картины Матисса, висевшей в гостиной над камином? Однако Верховный суд указал, что окружные суды не должны переправлять ему дела, кроме как в исключительных случаях. И это было позорно, потому что в итоге наш процесс оказался упущенной возможностью по отношению к будущим делам в сфере компьютерной преступности. В тот день служители закона не соответствовали собственному критерию интеллектуального любопытства, и пострадали все, в том числе сама Австралия, которая до сих пор не может отличить педофила от человека, использующего компьютеры ради защиты наших свобод.

В итоге мое дело рассматривал судья, мало что о нем знавший. Он четко обозначил, что хотел бы назначить мне лишение свободы, но, следуя правилу равенства, вынес мне то же наказание, что и Главному Подозреваемому. Мой залог был в десять раз выше, и мне давалось меньше времени, чтобы заплатить штраф в 2100 долларов. Меня как преступника обмазали дегтем, и, конечно, я принял это близко к сердцу. Но в то же время я испытал некоторое облегчение, что на сей раз не попаду в тюрьму. Оснований пить шампанское не было, нужно было восстанавливать свою жизнь и работу, но это дело показало мне, насколько уязвимы станут хакеры в будущем. Я уже вошел в зал суда другим человеком – не тем мальчиком, который взламывал систему Nortel, – и мой план состоял не в том, чтобы следовать логике суда, которая, на мой взгляд, была примитивной, но в том, чтобы следовать логике математических исследований, продвигаясь дальше по полям правосудия. Я хотел выяснить, как компьютерная наука может повлиять на этику современного мира. Таков был мой план, и я переделал себя, чтобы ему соответствовать. А тем временем Nortel и другие жертвы моих так называемых хакерских преступлений начали использовать криптографические программы, которые я придумал после ночных прогулок по их системам.

Не бывает победы без тени поражения. И даже десятилетия жизни могут, как ни странно, в конечном счете обернуться временем неудач. Обычно говорят, что быть молодым – само по себе победа, но я лично сомневаюсь в этом. В свои двадцать с небольшим я был куда более усталым и нервным, чем сейчас. Я вспоминаю надрывные попытки чего-то добиться. Передо мной лежит приглашение на пасхальную вечеринку, которую мы – ребята, организовавшие первый интернет-провайдер suburbia.net, – устроили на севере Мельбурна в 1996 году. Один взгляд на это приглашение напоминает мне, каким я был человеком: легковозбудимым, преданным делу и, без сомнения, заносчивым и большим занудой. В приглашении сначала мы рассказали об организации вечеринки, а потом привели небольшой вопросник.

Вопрос. Кто приглашен?

Ответ. Вы. Представители самых разных слоев общества, разных профессий и возрастов, грубо говоря, кросс-социальная страта индивидов. Это будет эклектическая вечеринка.

Вопрос. Слушай, я хочу понять, кто реально там будет?

Ответ. Сейчас не время для принципиально дихотомических симплификаций… Ладно уж, какого черта…

Будут пользователи Suburbia.

От судей и политиков до осужденных компьютерных хакеров. В числе наших пользователей частные детективы, писатели, программисты, адвокаты, музыкальные продюсеры, музыканты, кинорежиссеры, шахматные чемпионы, члены загадочных религиозных сект, баскетбольные арбитры, много-много разных типов ученых и инженеров, эксперты по безопасности, доктора, бухгалтеры, бармены, дирижеры…

Вопрос. Рекомендуемый стиль одежды?

Ответ. Сойдет «инкогнито» в духе тридцатых.

Надеюсь, лично вам нравятся баскетбольные арбитры. Я не помню, какая роль им предназначалась в грядущей революции. Так или иначе, дальше в приглашении говорится, что наши надежные сторонники есть среди фанатов рок-группы Saint Etienne и поклонников книг Филиппа Дика и Набокова. Платы за вход не было, но люди могли принести с собой компьютерные железки и кабели в качестве пожертвования.

Не помню, соответствовала ли реальная вечеринка моим разглагольствованиям. Но в этом приглашении – если не в самом событии – видна вся моя жизнь в то время. В те довольно дикие в эмоциональном отношении годы я усвоил чувство ненависти к религии. Хотя слово «ненавидеть» очень приблизительное – я все-таки дитя эры Водолея и не испытываю ненависти ни к чему. Точнее будет сказать так: в детские годы – до моего поступления в Мельбурнский университет, где я изучал математику и физику, – я узнал, каким злом может быть организованная религия, и я пришел к пониманию, что моя нелюбовь к религии – важная составляющая моей уверенности в себе. Понимайте как хотите. Я уверен, что так обстоят дела у многих. Однажды я оказался в обиталище пеших туристов, которое заполонили десятки членов Христианского общества Австралийского университета. В основном были молодые женщины, и я довольно бесчестным образом выступал в роли некоего честертоновского Харди, деревенского атеиста, которого они пытались обратить в свою веру, правда, с помощью вздымавшихся грудей. Одной из этих благочестивых матрон была чудесная девушка, дочь священника из Ньюкасла. Когда я принялся заигрывать с ней, она подняла глаза вверх, ее реснички затрепетали, и она заявила: «О, ты так много знаешь! А я почти ничего…» «Вот почему ты веришь в Бога», – объяснил я. От этих жестоких слов, кажется, у нее перехватило дух. Скорее всего, я был именно тем, кого она тайно желала: мужчиной, готовым открыто перечить ее отцу. Иными словами, мужчиной, который хотел действительно быть мужчиной, быть сильным, как сказали бы авторы сентиментальных романов (я чувствовал, она их читала), а не раболепствовать перед Богом ее отца.

Это забавная сторона религии. Не столь забавную сторону я обнаружил среди сайентологов, этой отрыжки мозга покойного Рона Хаббарда; они заманивают к себе миллионы людей в год и явно считают свою секту кульминацией оккультных учений. Как и другие подобные культы, они сочли разумным хранить свои самые безумные убеждения и практики в тайне от новообращенных. Потом эти новобранцы, карабкаясь по дорогостоящим «уровням», сами станут достаточно чокнутыми, – но ведь это занимает долгие годы. Система сайентологии в целом порождает раболепие и секретность – две вещи, от которых я всегда бежал. Уверен, что и у меня были моменты ошибочных суждений, но ни один из них в жизни не сравнится с тем потоком вздора, что льется из уст сайентологов. Конечно, я могу ошибаться и Земля на самом деле – разрушенная тюрьма пришельцев из космоса, но меня все это не убеждает. В ходе нашей борьбы за защиту Интернета уже много лет назад стало ясно, что сайентология – один из главных врагов свободы. Интернет по своей природе – зона без цензуры. И это не радует тех прихвостней Хаббарда, которые саму суть своего существования видят в цензуре, сокрытии фактов и выдаче откровений, прошу заметить, за плату.