Роберт Вейнберг - Кровавый навет в последние годы Российской империи. Процесс над Менделем Бейлисом

Начиная с XVI века обвинения в ритуальном убийстве, однако, становятся все более редкими, если говорить о Западной и Центральной Европе. Возникновение лютеранства, отвергавшего пресуществление, подорвало теологические основы кровавого навета; этому способствовало также появление христианских ученых, способных читать древнееврейские тексты в оригинале. Кроме того, судебные органы в германоязычных странах отвергали физическое давление и пытки как способ получения признания – а между тем они традиционно служили для доказательства «истинности» кровавого навета. Конечно, некоторые протестантские теологи и интеллектуалы продолжали верить в совершение евреями ритуальных убийств, но в целом существование кровавого навета теперь считалось бесспорным лишь в католических странах Европы, особенно в Речи Посполитой, где к XVII веку сосредоточилась основная масса европейских евреев [6] Как отмечает Валсер Смит, протестанты в германоязычных странах Европы со временем стали отказываться от обвинений в ритуальных убийствах, тогда как для католиков «идея ритуального убийства все еще сохраняла определенную привлекательность» [Walser Smith 2002: 107]. . Евреи постепенно мигрировали на восток: причиной стали законодательные акты об их изгнании, принимавшиеся в германских государствах, и экономические возможности, которые предоставляла Восточная Европа. С ними перемещался и миф о кровавом навете.

Недавние исследования показывают, что представления о кровавом навете владели умами священников и мирян Восточной Европы еще много столетий спустя после того, как они стали исчезать в западных странах [Maciejko 2010; Guldon, Wijaczka 1995; Węgrzynek 1995; Tollet 2000; Šiaučiūnaitė-Verbickienė 2008; Wijaczka 2003]. По словам М. Тетер, обвинения в ритуальном убийстве стали распространяться в Речи Посполитой на протяжении XVI века и выдвигались в ее восточных областях вплоть до конца XVIII века. Тетер также отмечает, что случаи кровавого навета отмечались в западных областях страны в течение XVII и XVIII веков, заменив собой обвинения в ритуальном осквернении гостии. До XVII века дела об осквернении гостии в массовом порядке рассматривались как церковными, так и светскими судами на Святой неделе. Однако в XVII и XVIII веках евреев чаще обвиняли в ритуальном убийстве, а не в святотатстве [Teter 2011: 183, 209–210].

XIX век принес новый всплеск обвинений в ритуальном убийстве, если говорить о Центральной Европе. Только в 1890-х годах было отмечено 79 таких случаев, преимущественно в Германии и Австро-Венгрии (Венгрия, Богемия, Моравия), но также в Болгарии, Сербии и Румынии, причем обвинения выдвигались и протестантами, и католиками, и православными [Walser Smith 2002: 123]. В этом же столетии миф о ритуальном убийстве приобрел определенную популярность в США [Rockaway, Gutfeld 2002: 355–381].

Историки склонны связывать это с появлением антисемитизма современного вида. В отличие от религиозного антииудаизма или антисемитизма, он был сугубо светским по своей сути и обусловлен изменениями, происходившими вследствие развития промышленного капитализма, возникновения национальных государств и эмансипации евреев – получения ими гражданских и политических прав после Великой французской революции. Согласно этой теории, в XIX веке ненависть к евреям по религиозным соображениям, характерная для стран Европы в Средние века и раннее Новое время, уступила место антисемитизму, ставшему реакцией на появление либеральной и социалистической идеологий, а также на все более широкое вовлечение евреев в политическую, культурную и экономическую жизнь европейских стран.

Преследование Менделя Бейлиса по обвинению в убийстве Андрея Ющинского, однако, ставит под сомнение четкую грань между средневековым (религиозным) и современным (светским) антисемитизмом. Обвинение Бейлиса в ритуальном убийстве показывает, что религиозные предрассудки продолжали подпитывать антиеврейские настроения и выходки, хотя антисемитизм в России уже начал приобретать черты, обычно связываемые с современной юдофобией, укорененной в процессах социальной и политической модернизации. Распространенность кровавого навета на протяжении ХХ века говорит о том, что ненависть к евреям на религиозной почве (например, из-за их отказа признавать божественную природу Христа или по причине всяческих предрассудков и суеверий) по-прежнему влияла на рассуждения и поступки антисемитов в странах Европы. Более того, обе разновидности антисемитизма, видимо, влияли друг на друга и даже усиливались в ходе этого [7] Я не первым обратил внимание на это. Схожие утверждения содержатся в [Katz 1980]. . Антисемитизм приобретал современный вид, но подзаряжался за счет старинных предрассудков. Евреев, как и раньше, считали богоубийцами, чья религия требует физического уничтожения христиан. В то же время на них возлагали ответственность за проблемы, порожденные глубокими социальными, экономическими и политическими переменами на Европейском континенте.

Кроме того, обвинения в ритуальном убийстве питались тем культурным и религиозным значением, которое евреи придавали ритуальной чистоте и пищевым ограничениям; странной убежденностью в том, что мужчины-евреи подвержены менструациям и поэтому вынуждены пополнять запас крови в своем организме за счет иноверцев; и, наконец, символической важностью крови для христиан. Эти обвинения нашли отзвук в творчестве отдельных выдающихся представителей русского Серебряного века. Так, некоторые видные интеллектуалы, искатели духовного и мистического знания, разделяли уверенность в наличии у евреев особого отношения к человеческой крови, отразившемся, к примеру, в ритуале обрезания [8] Вопросом о значении крови для евреев в особенности был одержим В. В. Розанов. Представления Розанова о евреях, крови и ритуальном убийстве рассматриваются в книге [Engelstein 1992: 299–333]. . И если авторы обвинений в ритуальном убийстве делали акцент на практической заинтересованности евреев в употреблении крови христиан, то «наука» о расе, возникшая в конце XIX века, утверждала о якобы совершаемых евреями попытках «загрязнить» иноверцев путем смешивания крови евреев и неевреев. Представления, связанные с осквернением гостии, изрядно ослабли к началу ХХ века, но кровавый навет все еще прочно владел умами и верованиями многих христиан, связывавших убийство Ющинского с одержимостью евреев кровью. Как выяснилось в ходе дела Бейлиса, даже образованные и интеллектуально развитые люди нередко сохраняли иррациональные представления о том, на что способны евреи. В России многие из них не отрицали справедливость обвинения в ритуальном убийстве: суеверия и предрассудки – удел не одних лишь невежд.