Мериел Шиндлер - Утраченное кафе «У Шиндлеров». История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи

Казалось бы, Инсбрук, крошечный городишко на западе австрийского Тироля, никак не мог быть местом, желанным для молодых еврейских семей. В городе не было даже синагоги. Очень может быть, что именно его размеры и привлекли Дубски и Шиндлеров, выходцев из маленьких городков; а возможно, их очаровала красота Инсбрука, спрятавшегося между высокими горами. А может статься – и я думаю, это решило все дело, – они очень точно оценили возможности развития здесь семейного винокуренного дела.

Отец уверял нас, что Самуил предпочел Инсбрук потому, что сумел разглядеть свободное место на местном рынке. В Италии Габсбургская монархия нанимала тысячи рабочих для строительства железных и шоссейных дорог, а они любили граппу – крепкий и сравнительно дешевый напиток, который делали из выжимок, остававшихся от изготовления вина, добавляя к ним кожицу и косточки винограда.

Небольшая выставка на вокзале Инсбрука говорит о том, что с 1837 года железнодорожная сеть строилась во всех направлениях от Вены. Жизнь в Тироле изменилась раз и навсегда. Работать, особенно в Альпах, было нелегко и опасно; без всяких дорожных машин, одними лишь ломами, лопатами и динамитом рабочие по двенадцать часов в сутки врубались в горы. Жили они в бараках, питались очень скудно. Смертность была просто чудовищной, и до сих пор в придорожных городках и деревеньках можно обнаружить их могилы.

Главная станция Инсбрука, с одним из самых красивых на тот момент вокзалов во всей Австро-Венгрии, открылась в 1858 году; железная дорога связала этот некогда сонный городок с другими частями империи и сделала его важнейшим перекрестком на пути с севера на юг и с востока на запад.

Самым ранним свидетельством коммерческой деятельности Самуила в Инсбруке можно считать рекламное объявление в газете 1881 года о том, что в доме № 2 по Бахштрассе он открыл производство уксуса и ликеров. Улицы этой больше нет, но Нико Хофингер, историк-краевед, утверждает, что она находилась неподалеку от Западного железнодорожного вокзала, который теперь стал грузовой станцией Инсбрук. Здесь ему было очень удобно и получать необходимое сырье, и доставлять граппу рабочим по всей железной дороге.

5. Андреас-Гофер-штрассе, 1905 год

Дела Самуила шли в гору, и со временем он начал производить не только граппу, но еще и шнапс, фруктовый сок и варенье. Для Леопольда, своего зятя, он вряд ли был конкурентом, потому что на рынке места вполне хватало и Дубски, и Шиндлерам. Через некоторое время в старой части города оба открыли небольшие магазины, где торговали продукцией друг друга.

В 1887 году семейство Шиндлер переселилось в солидный дом, недавно построенный на Андреас-Гофер-штрассе, совсем рядом с Западным вокзалом, который продолжал играть существенную роль для дела Самуила. Наверняка и София, и Самуил были рады более просторному жилью. Детей в семье было уже трое, а 30 января 1888 года София родила четвертого ребенка, мальчика, которого назвали Гуго. Моего деда.

2 мая 1888 года Самуил гордо сообщил в местной газете «своим товарищам по ведению дел», что перенес свой бизнес в «собственный дом, расположенный по адресу Андреас-Гоферштрассе, 1» (позднее перенумерованный в 13). Нико Хофингер снабдил меня чудесной фотографией улицы, сделанной в 1905 году, на которой видно обустройство проезжей части, а рабочие, в белых рубашках и жилетках, приостанавливаются, позируя на камеру. Винокуренное производство С. Шиндлера уже стало приметой улицы.

Вестминстерская синагога, Лондон, 2019 год

Я начинаю раздумывать над планом поездки в Чешскую Республику, чтобы как следует разузнать о богемских корнях Софии. Перед этим я обнаруживаю небольшой музей, расположенный по дороге от моего дома к Вестминстерской синагоге. Здесь я могу внимательно рассмотреть свитки Торы, созданные в Богемии (см. илл. 1 на вкладке).

Из «свидетельства о рождении» Софии мне известно, что ее мать, Поликсена Фюрт, родилась в городе Хораздовиц (или Хораждовице в чешском написании). Я обнаружила также, что старшая сестра Софии, Берта, осталась жить в родном городе матери и вышла замуж за тамошнего винокура, Эдуарда Мюнца, который вместе с братом вел самое известное в Хораждовице дело: производство виски «Мюнцкова» (Münzkova Whisky). Берта, единственная из братьев и сестер, прожила в Богемии всю свою жизнь.

Здесь, в Лондоне, я во все глаза рассматривала свиток Торы, изготовленный в 1842 году в Хораждовице, – совсем такой же, какой, наверное, в свое время в той самой синагоге разворачивал мой прапрапрадед Вейт Фюрт. Председатель общества сохранения мемориальных свитков Джефри Оренштейн рассказывает мне, как из маленького богемского городка этот свиток попал в большое здание в районе Найтсбридж.

С сентября 1941 года (к тому времени почти вся Чехословакия уже два с половиной года находилась под немецкой оккупацией) евреям запретили отправлять религиозные службы. 24 мая 1942 года по прямому указанию нацистов доктор Августин Штейн, глава еврейской общины Праги, разослал евреям Богемии и Моравии письма с требованием передать в недавно открытый в городе Еврейский музей предметы, представляющие историческую ценность. Джефри полагает, что рейхспротектор Праги был библиофилом и увлеченно изучал учение евреев, хотя и не разделял их ценностей. Все беспрекословно повиновались.

Не совсем ясно, для чего нацисты издали этот приказ. Возможно (хотя и не точно), они собирались открыть Музей исчезнувшей расы. Это вполне вероятно, ведь нацисты питали поистине страсть к регистрации своих преступлений. Вот еврейские землячества Богемии и Моравии и разложили всю свою иудаику по ящикам, чтобы отправить в Прагу. Для многих из них Хораждовице стало перевалочным пунктом.

В Вестминстерском музее я вижу зернистый черно-белый снимок: мужчины бережно вынимают из ящиков их содержимое. На пиджаке одного из них нашита звезда Давида. В ящиках присылали свитки Торы, книги, свадебные покрывала, подсвечники – в общем, все вплоть до расчесок и ножей для обрезания. Общины не поскупились: в Прагу пришло более 200 000 артефактов, в том числе и свитков Торы. Чтобы разместить все это, понадобилось сорок складских помещений. Для составления описи привлекли специалистов-евреев. По окончании работы почти всех их отправили в лагеря смерти.

Я стою в найтсбриджском музее, перед слабо освещенной стеклянной витриной с температурным контролем, и вижу перед собой десятки свитков, разложенных на полках. Поначалу они напоминают рулоны ткани в мастерской какого-нибудь драпировщика, но я смотрю внимательно и начинаю различать структуру пергамента и понимать, как каждый свиток намотан на два деревянных валика. Каждый свиток, или Сефер-Тора, намотан на два-три таких валика, которые на иврите называются «ацей-хаим», или древо жизни; они похожи на огромные иголки и нужны для того, чтобы каждую неделю перематывать свиток, когда на службе зачитывается нужный отрывок.