Клэр Малли - Шпионаж и любовь

Кристина и вправду была для британцев настоящим подарком. Несмотря на невозможность перейти в контрнаступление, Великобритания имела множество причин поддерживать своих союзников. Всего за пять недель до начала войны, в июле 1939 года, польское шифровальное бюро в Варшаве передало описание принципов действия машины «Энигма» и соответствующее оборудование британской и французской разведкам – а это было жизненно важно для победы союзников на Западном фронте.

Но британская поддержка мотивировалась не благодарностью или необходимостью с честью сдержать обещания; должно быть, британцы надеялись подогреть подпольное сопротивление в Польше с целью организовать действия против Германии. Разведка в стране была разрозненной и ненадежной. Польские политические лидеры бежали за границу, но еще не сформировали правительство в изгнании. Отчеты Секции Д демонстрируют озабоченность тем, что поляки, отрезанные от Запада, могут прийти к заключению, что все их оставили, и потому надо сотрудничать с оккупантами. Кристина предлагала проект контрпропаганды на территории Польши; по ее словам, надо было «дать знать полякам, что Великобритания и союзники не забыли о них» [17]. Если у Кристины были сомнения насчет серьезности этой поддержки, она оставила их при себе. Однако, в отличие от британцев, она не боялась, что поляки смирятся с немецкой оккупацией; напротив, она опасалась, что жестокость нацистов обратит симпатии поляков к большевизму [18]. В любом случае, она считала, интересы Польши и Британии совпадают. «Мы приняли решение субсидировать некую мадам Гижицкую, – написано в документе Секции Д от 20 декабря 1939 года. – В дальнейшей корреспонденции эта дама будет упоминаться как мадам Маршан» [19]. Таким образом, Кристина Гижицкая, бывшая Геттлих, урожденная Скарбек, обрела первое из своих фальшивых имен.

На следующий день Кристина отправилась в Венгрию: перелетела из Лондона в Париж, затем поездом доехала до Будапешта. Ее перемещение было столь стремительным, что лицензию от МИ5 она смогла получить лишь в марте следующего года, то есть СИС позволил ей начать действовать, не подкрепив это официальными документами. Ее внесли в списки Департамента ЕН, теневой организации при Министерстве иностранных дел, размещавшейся в «Электра-Хаус» на набережной Темзы, одном из ключевых центров подрывной пропаганды. Был одобрен шестимесячный испытательный срок, «легенда», что Кристина – французская журналистка, а также контакты в Будапеште, базовые инструкции по использованию взрывчатки и стартовые двести пятьдесят фунтов, которые ей выплатили через банковский счет Войта (в пересчете на сегодняшний день это не менее двухсот тысяч фунтов), потратить которые она должна была «честно» [20]. Провожая жену на автобус, который вез ее в аэропорт, Ежи был растроган, заметив через окно, как «она пыталась скрыть слезы, текущие по щекам» [21]. Были слезы Кристины вызваны горем от разлуки с мужем или облегчением, что она, наконец, находилась на пути на родину, остается только гадать.

Кристина прибыла на холодный и мрачный вокзал Келети в Будапеште 21 декабря 1939 года, за четыре дня до Рождества и через три месяца после вторжения Гитлера в Польшу. Ее обрадовало то, что на улицах говорили и по-венгерски, и по-польски, но зима была одной из самых холодных за всю историю наблюдений; снег практически парализовал город, в некоторых местах достигая уровня крыш. Кристина поспешила по указанному ей адресу на Дерек Утца – крутой улице, которая вела вверх от реки в старую часть Буды, чуть не до вершины знаменитого холма Напеги, где некогда проводились казни. Квартира была крошечной, но с отдельной ванной комнатой, кухонькой, где можно было сварить кофе или чай – Кристина любила пить его с лимоном, но приходилось довольствоваться кислыми ломтиками зеленых плодов; комната была достаточного размера, с ситцевыми занавесками и большим диваном, который служил и кроватью. Утром горничная приносила ей завтрак, в остальное время Кристина ела в городе. Она повесила сменное платье и запасные туфли у двери – вот и все приготовления [27] Кристина говорила своей будапештской приятельнице Эрике де Боздари, что «не нужно больше двух платьев и двух пар туфель… по жизни надо путешествовать налегке… не нужен весь этот багаж и суматоха». См.: Mieczysftawa Wazacz (режиссер), No Ordinary Countess (2010). .

Несмотря на долгую историю венгерско-польской дружбы, накануне войны Венгрия превратилась в важный политико-экономический спутник Германии. Официально страна была независимой монархией, и Британская секретная служба докладывала, что регент адмирал Миклош Хорти «с отвращением относится ко всему, что напоминает о природе демократического прогресса» [22]. Конечно, венгерская тайная полиция действовала активно, и оппозиционная пресса находилась под давлением эффективной цензуры. Режим Хорти никогда не сомневался в победе Германии, но в любом случае маленькая страна с небольшой и не механизированной армией, граничившая с Австрией и Чехословакией, никак не могла противостоять Гитлеру. На первых порах Венгрия оставалась нейтральной, в надежде на компромиссный мир между Англией и Германией – в идеале за счет России. На этой основе и в доказательство, что это «дело венгерской чести», Хорти отказался пропустить войска вермахта в Польшу через «Карпатскую Русь», спорную территорию, образовывавшую горный барьер между Венгрией и Польшей [23].

В Секции Д полагали, что ситуация внутри Венгрии «весьма безнадежна», но считали необходимым создать там базу, даже если «это было бы лишь жестом» [24]. Первым контактом Кристины стал Губерт Гаррисон, корреспондент «Ньюз Кроникл», который с октября работал на Джорджа Тэйлора. Гаррисон был невысоким плотным человеком, на десять лет старше Кристины. Они сразу вступили в конфликт. Он намеревался обеспечить ее транспортом, контактами и секретными техническими средствами в обмен на то, что она установит связь с поляками. «В результате, – жаловалась она, – моя квартира в Будапеште превратилась в склад для всего, что собирались переслать в Польшу, в том числе взрывчатки» [25]. Тем временем польская разведка в Будапеште, которая уже присматривалась к Гаррисону, взяла под наблюдение Кристину.

Другим контактом был давний приятель и поклонник, журналист из Польши Йозеф Радзиминский, который теперь работал на Секцию Д. Благодаря его присутствию в городе Кристина быстро вошла в широкий круг журналистов и дипломатов, посетила ряд приемов и открытых дней в разных посольствах. Она никогда не любила наставников и покровителей, и постоянная компания Радзиминского ей докучала; она и сама могла поставить бутылку шампанского на подоконник, что означало прием у атташе, или принять сигнал через продавца цветов напротив кафе, означавший, что сюда идут немецкие офицеры. Но Радзиминский не понимал намеков, и она недружелюбно прозвала его pies kulawy , то есть «хромой пес» [28] Польское выражение pies kulawy было, скорее, пренебрежительно-насмешливым, чем оскорбительным, что можно подумать по русскому переводу «хромой пес». . Он стал первым из таких ее обожателей. Присутствие Радзиминского в Будапеште не было совпадением. Ближайшие к Польше страны – Венгрия и Румыния – с конца 1939 года были переполнены иностранными журналистами. На удивление, среди них было много женщин, включая Клэр Холлингворт из «Дейли Телеграф», которая первой передала известие о германском вторжении в Польшу, так что прикрытие Кристины в качестве французской журналистки выглядело вполне убедительно. В то же время оно давало ей повод в любое время перемещаться по Будапешту в полупальто мужского кроя, с записной книжкой, папкой с бумагами и, разумеется, венгерскими шариковыми ручками в сумке [29] Венгерские шариковые ручки Ласло Биро (во многих языках их стали называть просто «биро») появились потому, что изобретатель решил избавить дочь-школьницу от проблемы: кончики ее кос постоянно пачкались чернилами для перьевых ручек, которые наливали в открытые чернильницы. Ручка была впервые представлена на Будапештской Всемирной ярмарке 1931 г., а запатентована была в Париже в 1938 г. Поскольку Ласло Биро был евреем, в тот же год он благоразумно сбежал из Венгрии в Южную Америку и там пережил войну. , и у нее была возможность организовывать встречи, составлять планы и получать документы, необходимые для перехода в Польшу. Основной трафик через венгерско-польскую границу шел в одну сторону, так как Венгрия держала границу открытой для приема десятков тысяч беженцев – польских военных и мирных граждан.