Клэр Малли - Шпионаж и любовь

После ужина Кристина и Анджей отправились в ее крошечную квартирку и расстались лишь на следующее утро. «Все было волшебно, прекрасно и забавно», – вспоминал Анджей [44]. Желтый ситец в цветочек на окнах, кофе, который приготовила Кристина и который они оставили остывать, удивительная прямота, которую он нашел обезоруживающей, даже диван, не слишком большой для двоих. Учитывая характер их работы, они договорились все держать в тайне, так что когда пришла горничная с завтраком на подносе,

Анджей спрятался в шкафу. Это походило на водевильную сцену, но и в этом была привлекательность.

Если Кристина когда-то испытывала католические угрызения совести, она научилась эффективно справляться с чувством вины, изменяя мужу. Хотя Ежи оставался во Франции, пытаясь найти способ послужить своей стране, она и Анджей ежедневно рисковали попасть в гестапо и быть казненными. Как никогда раньше, Кристина ощущала драгоценность жизни, и она не желала тратить отпущенное ей время попусту. В течение следующих недель, когда Анджей не был занят делами, они использовали любой момент для свиданий. Если было морозно, они укрывались в ее квартире, выходя только в кафе или прогуляться под стеклянным сводом центрального рынка, полного зимних товаров. Когда время пошло к весне и появились первые сезонные цветы, они ставили их в больших ведрах на галерее. Но если зимнее солнце было достаточно ярким, они отправлялись на прогулку по узким улицам и дворам Старого города, прислушиваясь к голосам иволги в ветвях дерева над Рыбацким бастионом или разглядывая объявления о сдаче в аренду недорогих комнат, заведений портного или скорняка, висевшие на балконах. Если был бензин, они пересекали один из семи мостов через Дунай и ехали дальше, к Хармаш-атареги, большому, поросшему кустарником холму на том берегу, где находится Буда. На вершине они останавливались в загородной гостинице и смотрели на панораму города. Они наблюдали за тем, как угасали огни, Анджей заказывал кофе и ледяной «барак», венгерский абрикосовый бренди. Потом они обнимались, согревая друг друга, и она называла его своим котом, а он ее котенком. Оба кота были бродячими, но яростно патриотичными, и их взаимная страсть как будто отражала пламенную любовь к стране, тайный источник их силы и гордости.

К концу февраля 1940 года, к своему нарастающему раздражению, Кристина так и не смогла пересечь границу и отправиться в Польшу. Проблема возникла с самой неожиданной стороны. Британский отчет деликатно описывает ситуацию: «поляки были довольно трудными» [45]. Польское подполье начало самоорганизацию, но появилось несметное количество ключевых групп, каждая со своей политической ориентацией, со своими связями, соперничающих друг с другом, а разведка базировалась не только в Варшаве, Будапеште, Бухаресте и Белграде, но и в Афинах, Стамбуле, Каире и Стокгольме. В основной группе сопротивления, представлявшей польское правительство в изгнании, испытывали по поводу Кристины понятные опасения: любительница, «на оплате у англичан», как она с горечью писала, будет зависима от чужой власти [46]. Если Кристина считала, что, поставив свою жизнь в опасное положение, она, наконец, будет принята и оценена соотечественниками, то она ошибалась. Вместо этого она очутилась в знакомом положении между польским патриотом и чужаком, только на этот раз «чужая» означало «британский агент». Трения между разными группами усиливались, тайная польская сеть в Будапеште предупреждала ее, что «любое действие в Польше, не согласованное с нами, будет считаться вражеским» [47]. Хотя Кристина пыталась смягчить картину этого напряжения в отчетах в Секцию Д, оценки ее перспектив в офисе становились все более прохладными.

Однако Кристина не сидела без дела. Иногда она присоединялась к Анджею в его рейдах, но в основном она занималась своими планами по распространению антигерманской пропаганды в Польше. В январе 1940 года Секция Д прислала Бэзила Дэвидсона, молодого журналиста от «Экономиста» и лондонской «Ивнинг Стандарт»; он приехал в Будапешт поездом через Югославию с большим запасом взрывчатки в синей пластиковой сумке. Его работа заключалась в том, чтобы создать официальное новостное агентство, способное поставлять сообщения Министерства информации местным газетам, а также чтобы запустить подпольную печать. К сожалению, как он сам позднее прямо признавался: «Я понятия не имел, как все это делать» [48]. Почувствовав нужный момент, Кристина не только забрала взрывчатку для хранения в своей квартире, но и начала осуществлять план по формированию радио «Станция Свобода», вещавшей новости союзников и их пропаганду на Польшу из Венгрии. «Я буквально увлекся “Мадам Маршан” и хотел увидеть, как она будет действовать дальше», – написано в одном из отчетов в Секцию Д, хотя потом следует более практическое соображение, что если бы дела пошли скверно, это могло «добавить некоторую незаслуженную репутацию нашей собственной деятельности» [49].

В феврале Питер Уилкинсон, бывший член Британской военной миссии в Польше, прибыл в Будапешт с партией револьверов, которые, по словам Дэвидсона, были слишком тяжелые и массивные, чтобы ими пользоваться, и в любом случае требовались боеприпасы, достать которые на месте было совершенно невозможно. Дэвидсон предложил бросить оружие в Дунай. Уилкинсон переключил внимание на перспективы пропагандистской работы и потому захотел встретиться с Кристиной, но даже его присутствие не могло преодолеть возражения поляков против ее схемы работы радио. Первая встреча Уилкинсона и Кристины задала тон их будущим отношениям: коротким, отстраненным и профессионально разочаровывающим. Он был одним из немногих мужчин, на которых она не смогла произвести впечатление.

Уилкинсон был человеком проницательным и хотя признал потенциал Кристины в качестве агента, счел ее очарование помехой в этой работе, а также не одобрял то, что назвал отсутствием личной морали. Не добившись ничего существенного и сославшись на «холод центрально-европейского ветра и снегопад хлопьями», который делал Будапешт «совершенно невыносимым», Уилкинсон уехал [50].

В середине марта новые неожиданные обстоятельства оказали влияние на Кристину: «ее привлекательность стала причиной некоторых осложнений в Будапеште» – отмечено в отчете Секции Д [51]. Проблемы начались, когда польский журналист и разведчик Йозеф Радзиминский, все еще влюбленный, но получивший очередной отказ, угрожал застрелиться в ее квартире – причем выстрелить «в свои гениталии»; Уилкинсон докладывал об этом с откровенным отвращением [52]. В последний момент Радзиминскому не хватило нервов, он слегка задел выстрелом ногу, но, согласно Уилкинсону, «эта неудача сделала его еще более настойчивым» [53]. Вернув возможность ходить, Радзиминский бросился с моста Элизабеты – выяснилось, что Дунай к тому времени был наполовину замерзшим. В результате он не утонул, а сломал вторую, на тот момент целую ногу. «Он преуспел лишь в том, что ранил себя и не был арестован», – коротко доложили в британскую разведку, откуда пришел ответ телеграммой, что этот инцидент является серьезной угрозой безопасности [54]. Суждение самой Кристины о Радзиминском было еще суровее: «он доказал свою несостоятельность и был уволен», больше она ничего о нем не сказала [36] Возможно, в начале 1940 г. Радзиминский был любовником Кристины, поскольку он допоздна задерживался в ее квартире и видели, как он целует ее в губы, и это было «как бы нечто само собой разумеющееся», как отметил ревнивый польский офицер Владимир Ледоховский. Если так, вероятно, жесткое замечание Кристины о Радзиминском можно прочитать на двух уровнях. Она чувствовала ответственность перед ним. Однако в июле 1940 г. она предложила, чтобы Секция Д связалась с ним во Франции, где, как она поняла, он решил «остаться и роботать». Кристина писала: «У него есть определенные “недостатки”, но он энергичный и храбрый». Военная администрация не была в этом уверена. «[Я] не уверен, что он может быть хоть чем-то полезен, – написал один из сотрудников после собеседования с Радзиминским. – В целом я считаю его бесполезным и ненадежным, предлагаю избавиться от него немедленно или по крайней мере интернировать его». TNA, HS9/1224/6 (15.5.1940). [55]. Такого рода публичность могла привести к сокращению британского разведывательного присутствия в Будапеште, а кроме того, это привлекало внимание к тому, чем занимаются в городе многочисленные «иностранные корреспонденты». В сочетании с враждебностью поляков к британским агентам в Венгрии этого хватало Секции Д, чтобы наконец одобрить очевидно самоубийственную миссию Кристины в оккупированной Польше [56].