Клэр Малли - Шпионаж и любовь

«В воскресенье после завтрака, – прозаично писал впоследствии сэр Оуэн, – я заметил суету во дворе» [12]. Ни в одной посольской машине не было достаточно просторного багажника, в котором могла бы спрятаться Кристина. К счастью, автомобиль сэра Оуэна, роскошный «крайслер», обладал нужными пропорциями. Багажник немедленно вычистили, а бензобак и запасные канистры наполнили из огромного резервуара, предусмотрительно устроенного сэром Оуэном во дворе посольства [13]. Сэр Оуэн стал торопить гостей, надо было подготовить фальшивые паспорта, новые имена, визы – без этого они не смогли бы пересечь границу и путешествовать по Европе.

Анджей знал по-английски два слова – double whisky (двойной виски), но он выбрал имя Эндрю Кеннеди, решив проявить уважение к ирландским корням сэра Оуэна, а также в честь родственницы, которая вышла замуж за ирландского эмигранта-католика, историю которого он решил использовать. Кейт тут же посоветовала Кристине звонкое аристократическое имя Кристина Грэнвил. Ее легенда состояла в том, что родители-французы (Гранвиль) жили на островах в Ла-Манше, поэтому она свободно говорила по-французски, а по-английски заметно хуже и с акцентом. В обмен на новое имя Кристина подарила Кейт талисман с образом Божьей Матери Ченстоховской, который носила с детства; она сказала на прощание: «Сохрани это для меня, но, должно быть, он мне больше никогда не понадобится» [14].

Прощание затянулось, и даже сэр Оуэн начал беспокоиться, но Кристина оставалась невозмутимой. Когда служащий посольства спросил дату ее рождения, она улыбнулась, взглянув на него, и воспользовалась случаем убавить себе семь лет. С этого момента Кристина всегда будет называть годом рождения 1915-й. Может быть, это была маскировка, но больше похоже на тщеславие. Едва просохли чернила на новом паспорте, двадцатишести летняя Кристина Грэнвил готова была отправиться в свободный мир [59] Кристина была не единственной, кто воспользовался небольшими преимуществами жизни под чужим именем. В неопубликованных мемуарах ее муж Ежи Гижицкий утверждал, что родился в 1889 г., но в 1941 г., поступая на службу к британцам, он называл другую дату рождения – 1895 г. Но если Ежи думал, что сможет этим сократить возрастной разрыв между ним и женой, по крайней мере на бумаге, он ошибался. Кристина превзошла его, пока гестапо прочесывало улицы в поиске беглянки. .

Надо было спешить. Полиция у кованых ворот Британского посольства зимними вечерами уходила пить горячий шоколад, в ожидании этого момента Кристина потренировалась складываться в багажнике, как «перочинный нож» [15]. Других шансов не было. Задыхаясь от кашля, она покинула посольство, Будапешт и по пустынной дороге двинулась на юг Венгрии. Как и договаривались, Анджей на «опеле» приехал в Ленти, на пограничный пункт, немного раньше «крайслера». Он видел, как подъехал британский автомобиль с флажком, вежливо пропустил его вперед через границу. Сердце его сжалось, когда он наблюдал, как венгерский таможенник положил руку на багажник «крайслера», приказывая открыть его. Но в следующий момент он заметил британские дипломатические знаки, взял под козырек и жестом велел проезжать дальше без досмотра [16]. Анджей, у которого не было выездной визы в польском паспорте, нахально попросил пограничников слегка подтолкнуть его маленький «опель» через границу, дав им понять, что с другой стороны его ждет покупатель.

Едва преодолев границу, он поспешил к окошку, предъявляя новый британский паспорт.

Когда Анджей и водитель сэра Оуэна извлекли Кристину из багажника «крайслера» в некотором отдалении от венгерско-югославской границы, она потянулась, рассмеялась, поцеловала обоих и предложила слегка отпраздновать успех. Анджей достал фляжку из кармана на бедре, они выпили за свободу Югославии, отхлебнув венгерского бренди. Кристине казалось, что вся эскапада была не более чем отличным приключением, позднее Анджей гордо заявил: «словно это был пикник» [17]. А потом, согревшись на январском морозе еще несколькими глотками бренди, Анджей сел за руль любимого, но холодного «опеля», и они без остановки доехали до Белграда. Поздно вечером они прибыли в застывший и притихший город.

В начале 1941 года в Белграде сгустилась атмосфера тревоги. Гитлер быстро стискивал хватку на Балканах, напрямую угрожая Югославии, но местное население было дерзким и непокорным. Хотя все надеялись избежать открытой конфронтации, небольшие военные подразделения постоянно проходили через столицу, зачастую за ними следовали группки школьников, распевавших воинственные песни, а горожане смотрели на происходящее сквозь закрытые окна домов классической архитектуры, составлявших характерный облик Белграда.

В Белграде Кристина и Анджей явились в Британское посольство, где уже ждали их, получив известие от сэра Оуэна, а затем направились в бар при отеле «Мажестик», который славился тем, что работал до пяти утра. Там они оказались среди экспатов, в том числе поляков, которые читали журнал «Тайм», курили, обсуждали туманное будущее и ситуацию на Балканах, топили тревогу в бокалах сливовицы [18]. В баре они встретили старого друга – Анджея Тарновского, который некогда помог спасти Коверского при сходе лавины. Несмотря на беспрестанный кашель Кристины, беглецы чувствовали себя в безопасности. «Я сижу в маленьком кафе с чашкой турецкого кофе, – написала Кристина следующим утром в первом письме к Кейт, а поскольку их виза была действительна лишь семь дней, добавила: – все неопределенно, приезжай быстрее» [19]. «Наконец мы смогли выспаться, не опасаясь сирен, – продолжил ее письмо Анджей. – Кристина погрузилась в чтение путеводителей по городу, ищет лучшие места, где можно съесть устрицы, но нам не хватает тебя и наших прекрасных дней в Будапеште» [20].

Сэр Оуэн приехал несколько дней спустя [60] Дочь Кейт, Джейн, позднее писала, что это произошло на выходных, 10–12 февраля 1941 г., и что «без сомнения» Кейт тоже ездила с ним. См.: O’Malley papers, Jane O’Malley, Christina. . Они устроили вечер с шампанским и посетили белградские ночные клубы и бары, в которых исполняли танец живота. По пути они случайно встретили двух британских пилотов, которым Кристина и сэр Оуэн помогли бежать из Польши за несколько недель до этого. Кристина обрадовалась тому, что они узнали ее, и это внесло дополнительную праздничную ноту. «Я не беспокоил Министерство иностранных дел информацией об организации побега Кристины, – сухо отметил сэр Оуэн в своих мемуарах, – это не входило в обязанности Министерства», не докладывал он, вероятно, и о ночных развлечениях в сербских клубах [21].

Однако сэр Оуэн продолжал защищать Кристину перед британцами. После спасения ее жизни он чувствовал ответственность за нее, о чем говорил Гарольду Перкинсу. Кроме того, он с уважением относился к способностям Кристины, он был практически влюблен в нее, «предан ей», как сформулировал Анджей [22]. «Она обладает редким и удивительным характером и при всем обаянии далеко не всем нравится», – писал сэр Оуэн, вероятно, подразумевая реакцию Питера Уилкинсона на Кристину или, возможно, чувства своей жены и других посольских дам, которые находили