Джоан Дежан - Как Париж стал Парижем. История создания самого притягательного города в мире

И лучшим примером этому был величайший из памятников Парижа, Пон-Нёф. В 1606 году, когда открылся Новый мост, к нему тут же начали стекаться толпы. Именно тогда люди впервые испытали то, что с тех пор стремится сделать каждый гость французской столицы: насладиться видом на Сену с моста.

В 1600 году Сена являлась для Парижа настоящей торговой «дорогой жизни». По ней в город ввозились тяжелые товары. Мало кто обращал внимание на красоту реки, просто потому что ею было неоткуда любоваться. Большинства набережных еще не было, а дома, напротив, зачастую строились у самой кромки воды. Уже существовавшие мосты также были застроены домами, так что люди, переходившие на другой берег, не могли видеть перспективу. В отличие от всех прочих мостов Европы, таких как Понте Веккио во Флоренции или Лондонский мост, на Пон-Нёф домов не было. Там даже были устроены маленькие балкончики, вроде театральных лож, чтобы прохожие могли отойти в сторону, облокотиться о перила и как следует рассмотреть красоту открывающегося пейзажа.

На каждой картине, изображающей Новый мост, мы можем видеть этих прохожих, очарованных прекрасной панорамой. И начиная с 1606 года у них появлялось все больше поводов восхищаться окрестностями: многие из новых достопримечательностей возводились на берегах Сены. Париж стал первым городом, где вид с реки использовался, чтобы выставить в наиболее выгодном свете современную архитектуру.

Было в Париже и еще кое-что, неотразимо влекущее к себе иностранных гостей; некое развлечение, начало которому положили обновленные мостовые столицы. Поскольку парижские аристократы наконец вышли на улицы города – подчеркнем еще раз, что в других городах это принято не было, – стало возможно рассмотреть все детали их изысканных туалетов. Именно отсюда пошла традиция наблюдать за другими людьми. Немейтц, например, подсказывает читателям своего путеводителя, что в публичных садах Парижа их ожидает уникальное явление: они «заполнены людьми всех возрастов и чинов и обоих полов», там «принцы могут пройти так близко от вас, что вы сможете внимательнейшим образом их разглядеть» и тщательно изучить «все лучшие наряды и последние моды». Тридцатью пятью годами раньше один историк уже отмечал, что в парижских садах много иностранцев, потому что парижане «одеваются лучше, нежели жители других городов Европы», и поэтому там можно «изучить все самые модные платья». Таким образом, за Парижем стала закрепляться репутация столицы высокой моды.

Путеводители подчеркивали, что в столицу нужно ехать не только затем, чтобы полюбоваться на самые модные наряды на континенте. Едва ли не важнее было то, что здесь гости могли подобрать туалет, который повторял бы тот, что им понравился. Сделать это было легче легкого: выражаясь словами одного справочника-гида, «в Париже вы найдете все разнообразие товаров для роскошной жизни». И, как следствие, «к тому моменту, когда настанет время возвращаться домой, вы полностью преобразитесь».

«Товары для роскошной жизни», такие как дорогие ткани, во Франции производились давно. Однако вплоть до начала правления Людовика XIV французские ремесленники оставались в тени своих главных европейских соперников, итальянцев. В 1660–1670 годах Кольбер положил этому конец, повысив налоги на импортные товары и предложив французским производителям более выгодные торговые условия. К концу века вся европейская элита уже хотела покупать только товары, сделанные французскими портными, французскими сапожниками, французскими ювелирами и французскими парфюмерами.

Французские магазины могли служить отдельным развлечением; являясь предшественниками сегодняшних эксклюзивных бутиков, они были настолько лучше прочих европейских магазинов, что один из посетителей назвал их «квинтэссенцией магазинов». Вещи были изящно разложены на элегантных прилавках; покупателям старались предоставить всевозможные удобства. Оригинальные витрины, где в застекленных нишах выставлялись главные товары, абсолютно заворожили английского врача и путешественника Мартина Листера, когда он прибыл в Париж в 1698 году вместе с новым английским послом. Он писал, что они придают «великолепие и пышность» «весьма роскошно украшенным» лавкам.

По ночам торговцы освещали эти витрины так ярко, что они, как писал Немейтц, «озаряли, в свою очередь, и улицу». Еще светлее на улицах становилось и от многочисленных «прекрасных кафе». В очередном путеводителе значилось, что они «весьма ярко освещаются по ночам» и отличаются обилием больших зеркал, так что «огни отражаются на всю улицу». Залитые светом витрины и кафе, а также уличные фонари делали возможным то, что представлялось Немейтцу верхом современности, а именно ночной шопинг. Многие парижские магазины были открыты до десяти-одиннадцати вечера, и Немейтц обещал иностранцам незабываемый опыт: «здесь по вечерам вы можете встретить на улице почти столько же людей, сколько и днем».

Этот отблеск роскоши, лежавший на Париже, многим казался чрезмерным. Один путеводитель, например, предупреждал читателей, что «в Париже все очень дорого» и что «ослепленные обилием магазинов» гости «часто покупают вещи, которые на самом деле им не нужны». Листер писал, что «роскошь, словно водоворот, затягивает людей в пучину». Сам Людовик XIV «не понимал, как это столько мужей поддаются безумию настолько, что позволяют туалетам своих жен разорять себя»; а человек, со слов которого это известно нам, герцог Сен-Симон, в ответ на это заметил: «Он мог бы сказать – и своим собственным туалетам тоже». Однако все эти предостережения не меняли ровным счетом ничего. Париж еще больше утвердил свою репутацию в качестве места, куда нужно ехать, чтобы посмотреть, что теперь в моде, и приобрести все эти необходимые модные атрибуты.

Как только Париж начал преображаться, это тут же отразилось в литературе. Вскоре после того, как Пон-Нёф, а затем и Королевская площадь стали неотъемлемой частью городского пейзажа, действие французских комедий стало разворачиваться не на абстрактных, а на вполне конкретных улицах. Получалось так, что недавно появившиеся улицы и площади формировали характер персонажей, а различные нововведения влияли на их поведение и поступки.

Скорость считалась новой отличительной чертой городской жизни. Персонажи комедий передвигались быстро, второпях, им явно нужно было переделать массу дел и побывать в куче мест. В комедии Пьера Корнеля 1643 года, например, сын так спешит осмотреть все достопримечательности Парижа, волоча за собой отца, что тот жалуется на одышку и чувствует себя совсем больным.

И действительно, по свидетельствам иностранцев, проживавших в то время в столице, Париж стал городом не только новой архитектуры, технологий, культуры и роскоши, но и вечно спешащих людей. Автор путеводителя, предназначенного для немцев, сам также немец, называл парижан «более оживленными и энергичными», чем другие европейцы, такими же «быстрыми», как и их город. Сицилиец Марана писал, что парижане «торопятся куда-то и днем и ночью».