Этан Цукерман - Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху

В ходе анализа с 2003 по 2007 год мне удалось обнаружить один ключевой фактор, объясняющий распределение медийного внимания американских СМИ – и это валовой внутренний продукт. В некоторых американских ресурсах объемом ВВП объясняется до 60 % упоминаний в новостях. Япония – это третья по величине экономика мира, тогда как Нигерия занимает 41 место, уступая таким небольшим странам, как Финляндия или Дания. Меня несколько успокаивает, что сравнительная незаметность Нигерии на общем фоне имеет скорее количественное объяснение, нежели расизм или афрофобия, однако тот факт, что американские СМИ боготворят финансовые показатели и столь безразличны к небогатым странам, вселяет некоторое беспокойство. [127]

Еще одним определяющим фактором медийного внимания в США является присутствие американских военных. Такие бедные страны, как Ирак и Афганистан, постоянно упоминались в СМИ в период моего исследования. Страны, которые почти никогда не упоминаются в американских СМИ, могут вдруг стать всем известны, когда в дело вступает армия. Когда в августе 2003 года американские морпехи высадились в либерийской Монровии, чтобы помочь в прекращении второй гражданской войны, страна, которая прежде не появлялась на моих картах вовсе, в течение двух недель находилась на пике медийного внимания, прежде чем снова уйти с радаров.

Схема ВВП + присутствие армии США не универсальна. Потенциальное внимание «Би-би-си», к примеру, лучше описывает схема ВВП + историческая принадлежность к Британской империи. Такие страны, как Кения, Зимбабве, ЮАР и Индия, представлены там более полно, нежели в американских изданиях, в то время как части света, где влияние Британии было не столь существенно, к примеру страны Южной Америки, представлены меньше. Я, как и Уильям Адамс, пришел к выводу, что страны проявляют большой интерес к своим соседям. Хорошо представлены также соперники: в Times of India много материалов о Пакистане, основном военном противнике Индии, и о Китае – главном экономическом конкуренте. Насколько ориентация СМИ по принципу общего колониального прошлого или текущего соперничества более справедлива, чем распределение интереса по объему ВВП, неясно, однако лежащие в основе этих тенденций наклонности и предвзятые мнения очевидны.

В конце 2003 года я опубликовал статью о своих изысканиях и стал выкладывать получившиеся карты на свой сайт. Не прошло и месяца, как я получил имейл от профессора журналистики, которая вежливо поинтересовалась, известно ли мне об уже существующей традиции исследований медийного внимания. Для начала она предложила ознакомиться с работой 1965 года Йохана Галтунга и его студентки Мари Рюге под названием «Структура международных новостей».

Галтунг – известный норвежский социолог, чья шестидесятилетняя академическая карьера посвящена исследованию вопросов мира и конфликтов. В 1964 году он основал «Журнал мирных исследований», а также Институт мирных исследований в Осло – два важнейших исследовательских учреждения в этой сфере. В самом начале исследования Галтунг подверг тщательному анализу влияние, которое медиа оказывают на мирные и конфликтные состояния. Получается, что у нас с ним совпадают увлечения: мы оба любим подсчитывать статьи о международных новостях в газетах.

«Структура международных новостей» основана на четырехлетнем исследовании (1960–1964) того, как четыре норвежские газеты освещали три международных кризиса – в Конго, на Кубе и на Кипре. Галтунг анализировал газетные материалы, чтобы определить, «как “события” становятся “новостями”». Он и его соавтор предположили, что мы «настраиваемся» на события по тому же принципу, что и радиоприемники находят волну посреди белого шума эфира. Если мы переключаемся на ультракороткие волны (не забывайте, что это метафора аналоговых времен), мы скорее будем улавливать четкие, громкие и значимые сигналы и пропускать те, что идут с помехами и не вполне ясны. Пользуясь той же аналогией, Галтунг и Рюге предлагают набор «новостных ценностей», описывающих события, которые мы склонны воспринимать как новости.

Следуя их теории, у новостей тоже есть частота: у событий, происходящих на протяжении долгого времени, таких как изменения климата или экономический рост, меньше шансов стать новостями, нежели у событий, происходящих в течение ежедневного новостного цикла, таких как торнадо или биржевой кризис. Недвусмысленные – то есть либо хорошие, либо плохие – события скорее станут новостями, как и значимые для нас в смысле культурной близости, влияния или доступности для восприятия события. Авторы полагают, что новостная ценность событий балансирует между неожиданностью и сочувствием. Неожиданные события скорее попадут в новости, нежели обыденные: человек покусал собаку – это новость, собака покусала человека – нет. В то же время в новостях отражаются наши предвзятые мнения. Нам скорее расскажут об очередном конфликте и голоде в Африке, нежели поведают неожиданную историю о новых возможностях для бизнеса. Галтунг и Рюге также находят подтверждение гипотезе Бойера о том, что в СМИ жизни одних представителей человеческого рода преподносятся как более важные, нежели жизни других. Они выделяют «доминантные» народы, о которых пишут чаще, чем о «неудачливых», а также представителей элиты, лидерах и знаменитостях, которые удостаиваются большего внимания, нежели обычные граждане.

12 новостных ценностей, выдвинутых Галтунгом и Рюге, способны помочь нам оценить дисбаланс сегодняшних новостей. Постоянный новостной крен между Нигерией и Японией в сторону последней мы можем объяснить предпочтением «элитных» стран или культурной близостью, а скромное освещение президентских выборов в Гане тем, что это событие не укладывается в ожидаемый негативный сценарий. Впрочем, исследование более эффективно в формулировке этих факторов, чем в отслеживании их влияния на освещение новостей в Норвегии начала 1960-х. Галтунг и Рюге не дают четкого объяснения, являются ли эти факторы отражением осознанного видения редакторов новостей или, напротив, их бессознательной тенденциозностью.

Авторы тем не менее убеждены, что современные им СМИ являются препятствием на пути достижения мира: «Акцент делается на конфликте, а не на примирении». Они так же выражают озабоченность, что сосредоточенность на сильных державах – в то время США и СССР – предполагает новостную структуру, в которой события рассматриваются в свете того, какую пользу или вред они могут принести для Запада, а не для людей, на которых эти события непосредственно влияют.

Хорошо, про Японию нам рассказывают чаще, чем про Нигерию, и про американскую военную интервенцию мы узнаем больше, чем про успехи африканских демократий, – но какое это имеет значение? В 1963 году политолог Бернард Коэн предложил такой ответ: прессе «не всегда удается навязать людям свое мнение – как думать, однако ей на удивление хорошо удается навязывать тему для размышлений – о чем думать». Теоретики журналистики Максвелл Маккомбс и Дональд Шоу назвали идею Коэна «определением повестки дня» и, решив проверить ее на практике, принялись внимательно изучать медиарацион – наиболее регулярно просматриваемые газеты и телевизионные программы – избирателей на президентских выборах 1968 года. Маккомбс и Шоу обнаружили тесную связь между темами, которые они считали наиболее важными на период предвыборной кампании 1968 года, и темами, получившими наибольшее освещение в местных и федеральных СМИ. Есть вероятность, что газеты отвечали интересам читателей, однако вероятность эта совсем невелика, учитывая, что механизма, позволявшего отслеживать, какие статьи были прочитаны, а какие нет, у них не было. Скорее всего, СМИ 1968 года сами устанавливали приоритеты одних тем над другими, и именно эти приоритеты влияли на суждение избирателей относительно важности той или иной темы. [128]