Жалид Сеули - Марракеш. Множество историй в одной или необыкновенная история о приготовлении пастильи

По берегам горных ручьев и речек там и сям построены ресторанчики, маленькие, с очень простой обстановкой, здесь подают очень вкусный таджин. Таджин – одно из самых популярных блюд марокканской кухни, его готовят из свежих овощей с курицей или ягнятиной, тушат в специальном горшке конической формы и обязательно на древесном угле. К таджину обычно подают свежеиспеченные плотные и плоские круглые лепешки, их макают в подливу из оливкового масла с шафраном.

Летом дети могут плескаться в ручьях поблизости от ресторанчиков, да и взрослые, отдав дань кулинарным изыскам, любят посидеть на берегу, опустив ноги в прохладную свежую воду.

Здесь очень быстро забываешь о лихорадочной суете города и ощущаешь особую безмятежность и благодарное чувство – такова сказочная простота здешней природы и спокойный ритм жизни людей и животных.

Тами, друг Халида, живущий в Касабланке, по его собственным словам, танцор сальсы милостью Божией. Это парень высоченного роста, атлетически сложенный, с очень красивым лицом и мечтательным взглядом карих глаз. Сегодня Тами рассказал мне о послании любви, оставленном его матерью, которая недавно умерла. У Тами семеро братьев и сестер, и каждый из них получил отдельное, лично ему адресованное видеопослание матери. Никто не знал, какое послание получили остальные. Тами сказал, что отец умер пятидесяти лет от роду и все они, дети, были нежно привязаны к матери. Когда дети выросли, их жажда материнской любви даже усилилась. В своем послании к Тами мать высказала желание, чтобы он, младший из ее сыновей, наконец женился и завел детей, а напоследок она сказала, что все дети для нее словно пальцы на руке – всех она любит одинаково, бесконечно сильно.

Года два тому назад Тами решил жениться – на марокканке, уроженке Марракеша, дочери состоятельных людей; ее семья очень богата, добавил Тами немного смущенно. После женитьбы он намеревался вернуться в Германию и работать там. Однако родители невесты категорически высказались против ее брака с Тами, не желая, чтобы дочь жила за границей. Отношения Тами и его невесты оборвались, даже не начавшись по-настоящему. Рассказывая свою историю, Тами вовсе не выглядел опечаленным. Любовь? Нет, любви не было, сказал он, отвечая на мой вопрос. «А как вы с ней познакомились?» – с любопытством спросил я. «Через эсэмэс», – невозмутимо ответил Тами. Он инженер-электротехник, и мои вопросы не вызвали у него эмоций.

Думаю, если речь идет об особенной любви человека к какому-то городу, всегда очень важно, какими были первый и последний по времени контакт с ним. Каким был приезд, каким отъезд.

Если какой-то истории в твоей жизни суждено стать историей совершенно особенной, ее начало должно быть необыкновенным; это верно не только в отношении любви к человеку, но и любви к городу. «Эсэмэс? Ну нет, эсэмэс не может быть необыкновенным началом большой любви», – решительно сказал я. В ответ Тами смущенно ухмыльнулся.

Какая погода в Марракеше?

Сколько здесь солнечных дней?

Корни и листья… «Чем сильней ветер или буря треплет листву, тем важнее роль корней, удерживающих дерево в земле». Поэтому так важно понять свои собственные корни. Это понимание помогает тебе успешно отвечать на сиюминутные вызовы, переносить неотвратимые удары судьбы.

Рациональное и эмоционально напряженное постижение своего сердца и жизни своих родителей помогает осознать собственные корни и сделать их крепкими, способными выдержать жизненные бури. Чем крепче корни, тем меньше вреда принесет буря стволу и листьям твоего дерева.

Сегодня я вернулся из Марракеша в Берлин. Наш самолет опять прилетел из Марокко с большим опозданием, по этой причине мы не попали на следующий рейс и, с двумя детьми, должны были заночевать в отеле при мюнхенском аэропорте. Встать назавтра, чтобы попасть на берлинский рейс, надо было в пять пятнадцать утра.

Такой город, как Марракеш, невозможно описать, по-настоящему воздав ему должное, если не рассказать о начале и завершении твоего контакта с ним. Увы, часто этому не придают значения.

А в отношениях между двумя людьми, в любви разве не то же? Как люди познакомились, как расстались друг с другом? Не обнаруживаешь ли то особенное, что было в их связи, любви, если вглядишься именно в ее начало и конец? Не имеют ли именно начало и конец решающее значение для того, какой отзвук этих отношений будет слышаться тебе впоследствии?

Гала, художница из Таджикистана, уже несколько лет живет с мужем и сыном в Берлине. Хорошо помню нашу первую встречу – Гала пришла на консультацию, чтобы получить рекомендации по лечению, ее сопровождали муж и сын.

В длинном списке пациенток, записавшихся на прием в тот день, она значилась последней.

Я сразу обратил внимание на очень бледный, но приятный оттенок кожи ее стройного тела. Она, коротко стриженная блондинка, пришла в тот день в ярком и очень открытом платье, отчего я и заметил безупречную красоту ее кожи. Глаза у нее были сильно подведены, на губах кричаще-яркая алая помада. Платье необычного фасона – со светло-зеленым шарфом, пестрое, с пятнами зеленого, желтого, розового цвета, этот яркий наряд живо напомнил мне пестрые товары в лавках на базаре Марракеша. Несмотря на то что позади был долгий и напряженный рабочий день, я как-то сразу воспрянул и от этих радостных красок, и от сияющей, полной надежды улыбки на лице моей пациентки. Ее муж и сын словно создавали некий цветовой и эмоциональный фон – никакой игры ярких красок, оба в простых однотонных костюмах, оба сдержанные в своих жестах и эмоциональных проявлениях.

Рецидив опухоли. В конце концов я сказал женщине, что совсем убрать тумор [7]не удастся. Настала пауза, тягостная для всех нас, а затем Гала задала вопрос, но не о том, сколько она еще проживет. Тихим голосом, с сильным русским акцентом она спросила:

– Сколько еще времени я смогу заниматься живописью?

– Все зависит от того, какие вы пишете картины, – сказал я и задал встречный вопрос: – Сколько времени у вас уходит на создание одной картины? – Я, кстати, ни одной ее картины не видел.

– По-разному, – сразу ответила она. – Иногда месяц, иногда три, а то и все шесть.

– Вот видите. Значит, я должен вам честно ответить: или ни одной не напишете, или напишете несколько.