Жалид Сеули - Марракеш. Множество историй в одной или необыкновенная история о приготовлении пастильи

Мне кажется, лучше всего запоминаешь то, с чем у тебя крепкая связь. Но всякой связи, отношению с чем-то или кем-то предшествует восприятие, а восприятию предшествует внимательное наблюдение своего окружения, людей, находящихся рядом с тобой, а равно и своего собственного сердца.

По пути в монастырь я вижу высоко в сияющем синем небе аиста и думаю, не тот ли это аист, чье большое тяжелое гнездо я заметил несколько недель назад на городских воротах Марракеша? В Берлине и его окрестностях я тоже часто вижу этих гордых птиц.

Что влечет, что заставляет аистов совершать перелет – неизбежный, но как будто бы и приносящий свободу – из Европы в Африку, из Берлина в Марракеш? Где их подлинный дом, их родина? Почему они странствуют, почему обитают в двух столь различных мирах?

Или их родина, место, где находится их дом, – не Марракеш и не Берлин, а небо?

Монастырь расположен примерно в 370 километрах к юго-западу от Берлина, и в нем, как на большом блюде в ресторане «Пимент», собрана всякая всячина, разные и никак не связанные между собой вещи.

Этот монастырь образуют несколько совершенно разнородных готических и барочных строений, настоятель же – египтянин родом из Каира.

В отличие от многих других монастырей, этот окружен лишь невысокой каменной оградой, которая едва доходит мне до пояса. Она поставлена, конечно, не для того, чтобы закрыть людям доступ в это особенное место.

Небо связано с землей – но каким образом мы обнаруживаем и находим их связь?

Два дня, проведенные в монастыре, были прекрасны. Вообще-то я надеялся, что сразу же смогу побеседовать с епископом о мире и о Боге, однако владыка был очень занят, поэтому поделиться с ним своими мыслями и услышать его мнение поначалу не удалось. Но я не огорчился, напротив, я был в восторге от встреч с самыми разными людьми, состоявшихся в столь короткое время. С кем только я не познакомился! С арамейским семейством, которое на своем древнем языке, языке Иисуса Христа, вдруг спело молитву за здравие прибывших в монастырь посетителей. С изящной почтенной дамой, которая вот уже семь лет как страдает оттого, что какая-то внутренняя психологическая преграда не дает ей заниматься живописью. С инженером-агротехником, который вместе с сыном путешествует на мотоцикле, посещая монастыри и крепости. С секстетом теноров, которые пели в мою честь, и с интернациональной молодежной строительной бригадой, энтузиастами, решившими возродить из руин здания монастыря. Со студентом-медиком, с зубным врачом и с двумя дамами, одна инженер, другая педагог, которая организует приезд из Египта и лечение в Германии онкологических больных и людей, пострадавших от несчастных случаев.

С шестью тенорами епископ и я вместе отобедали, с молодыми строителями – отужинали. Обильные свежеприготовленные кушанья были превосходны. Суп с лапшой, фалафель, рыба, рис – на тарелках ни крошки не осталось. Горячий кофе и черный чай, да еще творожное печенье. Мы говорили о самых разных вещах и не могли наговориться.

Изящная пожилая дама рассказала о своей любви ко всему прекрасному в этом мире. Она была ярко, но элегантно одета, в шляпке, которая ей шла. На шее у нее блестели красивые янтарные бусы. Я спросил, по какой причине она семь лет назад вдруг перестала рисовать. Художница сказала, что и сама не понимает, в чем тут дело, но ее заветная мечта, чтобы к ее 75-летию к ней вернулась способность рисовать, тогда она завершит картину, которая видится ей в воображении. Я поинтересовался, давно ли она занимается живописью.

«Рисовать я хотела всегда!» – ответила она гордо. Заговорив о своем детстве, она вспомнила, что бумаги для рисования в те времена у нее не было и она делала рисунки на полях газет. Однажды она нарисовала зимний пейзаж, а чтобы изобразить снег, использовала зубную пасту, стоившую очень дорого. Отец пришел в ярость, отругал дочь – она же истратила дорогую пасту. Но это ничуть не уменьшило ее счастья, ведь она все-таки воплотила образ своей фантазии. Дама рассказала еще и о том, что почти все ее детские картины сохранились и находятся у нее дома, а того зимнего пейзажа как раз и нет. Я высказал предположение, что ей стоило бы написать его заново и таким образом избавиться от болезненной блокировки, после чего она снова сможет заниматься живописью. Художница долго смотрела на меня с молчаливой улыбкой, а потом пригласила на свой день рождения.

Шесть теноров исполнили в честь новых гостей монастыря несколько произведений из своего репертуара и пригласили всех на вечерний концерт под названием «Песнь песней», который должен был состояться в церкви Девы Марии, что в Хекстере. Итак, после непродолжительной прогулки в Корвей мы снова наслаждались музыкой. Как и на благотворительном концерте в пользу молодых вокалистов Рейнсберга, все голоса звучали великолепно, а кульминацией стало опять-таки выступление корейского певца. Кён Пэ Цой по случаю концерта специально приехал из Южной Кореи. Хрупкого телосложения и все же мужественный, он пел таким чудесным высоким альтом, что на этом концерте в стенах церкви я забыл весь внешний мир и изумительным образом пробудился внутренний мир моей души.

Епископ Дамиан и я были в числе тех немногих, кто до конца прошел весь путь, тысячу и один метр – от церкви Девы Марии до замка Корвей. К счастью, было полное безветрие, дорога оказалась удобной, бесчисленные звезды на небе, казалось, тоже наслаждались чудесным вечером и с веселым любопытством взирали с вышины на людей, занятых своими земными заботами.

Епископ шел твердым, энергичным шагом, по моему ощущению – слишком быстро, эта быстрая походка как-то плохо сочеталась с мягким, однако абсолютно уверенным тоном его голоса. На первый, поверхностный взгляд епископ был похож на измотанного стрессами менеджера: фандрайзер и начальник стройки в своем монастыре, гид для многочисленных посетителей и попечитель душ многих и многих людей. От одной роли он легко переходил к другой, без спешки, без нетерпения, и каждая новая роль явно доставляла ему удовольствие. Да вот это и было главным отличием – он любил свои роли, и между ними не возникало конкуренции, скорей они дополняли друг друга, являясь в то же время частью большой главной роли. В начале пребывания в монастыре я удивлялся, замечая, как часто епископ сам звонит или отвечает на телефонные звонки. Но уже вскоре я понял, что ядро удовлетворенности заключается где-то внутри, в сердце и душе, и если это ядро окружено любовью и благодарностью, то ничто внешнее, находящееся во внешнем мире не может поколебать этой удовлетворенности. Если ядро, сердце, чувствует удовлетворение, человека не раздражают даже тысячи телефонных разговоров; если же сердце не ощущает удовлетворения, то и один-единственный разговор может восприниматься как излишний и обременительный, и даже одно-единственное слово может привести к настоящему провалу.