Фредерик Кемп - Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Прошла всего неделя с последней встречи Большакова и Сэлинджера, которая произошла в этом же номере перед выступлением Кеннеди на Генеральной ассамблее Организации Объединенных Наций. Хрущеву не терпелось проверить примирительные слова Кеннеди и высказанную им готовность к переговорам по Берлину, несмотря на возражения со стороны Франции и Западной Германии. Большаков вручил Сэлинджеру оригинал письма Хрущева и английский перевод, чтобы их могли сравнить официальные переводчики американского правительства.

Так было положено начало тому, что советник по вопросам национальной безопасности Макджордж Банди назовет «письмами друзей по переписке», уникальной личной переписке между двумя основными соперниками своего времени. В течение двух последующих лет Хрущев продолжал использовать шпионские навыки Большакова и других, чтобы незаметно передавать письма в неподписанных конвертах, всунутых в свернутую газету, Сэлинджеру, Роберту Кеннеди и Теду Соренсону на улице, в баре и в других людных местах.

По мнению Хрущева, это был настолько неотложный вопрос, что накануне Большаков позвонил Сэлинджеру с просьбой заказать самолет, чтобы доставить письмо в Ньюпорт, штат Род-Айленд, где в доме матери Жаклин, Джанет Ли Бувье, и отчима, Хью Очинклосса, проводил осенние каникулы Кеннеди. Однако Кеннеди и Раск хотели избежать возможной огласки в средствах массовой информации, опасаясь, чтобы досужие репортеры не увидели президента с русским агентом, поэтому на следующий день они отправили Сэлинджера в Нью-Йорк.

«Если бы вы знали, насколько важной информацией я владею, вы бы не заставили меня ждать так долго», – сказал Большаков Сэлинджеру.

Позже Сэлинджер пересказал в нескольких словах суть письма Хрущева из шести тысяч букв: «Я и вы, господин президент, лидеры двух стран, находящихся в острых разногласиях… У нас нет иного выбора, как вместе подумать о том, как найти пути к миру».

Человек, который так жестоко обошелся с Кеннеди в Вене, открылся в теплом, личном письме, объяснив, что сейчас он отдыхает с семьей на Черном море в Пицунде. В засекреченном Советском Союзе даже советский народ не знал, где отдыхает Хрущев. «Как бывший морской офицер, – написал Хрущев Кеннеди, – вы, конечно, по достоинству оценили бы окружающую природу, красоту моря и великолепие Кавказских гор». Трудно в такой обстановке, написал Хрущев, думать, что нерешенные проблемы «бросают зловещую тень на мирную жизнь, на будущее миллионов людей».

Вот почему Хрущев предложил конфиденциальный обмен между двумя людьми, действия которых будут решать будущее планеты. Если Кеннеди это не интересует, написал советский лидер, то он может не обращать внимания на письмо и Хрущев больше не побеспокоит его.

Сэлинджера поразил простой крестьянский язык Хрущева «в сравнении с бесцветным бюрократическим слогом, характерным для всех уровней дипломатической корреспонденции». В письме не было обычных для Хрущева угроз, наоборот, советский лидер просил Кеннеди выдвигать альтернативные предложения, которые не должны совпадать с его предложениями.

Хрущев, проявляя инициативу, руководствовался несколькими причинами. Съезд партии начинался через две с небольшим недели, и обаятельный Кеннеди в такой переписке мог скорее гарантировать ему, что Соединенные Штаты не предпримут никаких действий, чтобы помешать ему действовать в соответствии с тщательно продуманным сценарием съезда. Во-вторых, он надеялся ослабить растущее напряжение, которое привело к значительному увеличению расходов на оборону США, намного большему, чем он ожидал.

Хрущев понимал, что советская экономика не позволит принять участие в длительной гонке вооружений с Соединенными Штатами, несравнимо богатой страной. Он, должно быть, впервые почувствовал волнение, что Запад может подвергнуть сомнению его превосходство в обычном вооружении. Наращивание военной мощи Соединенными Штатами заставило советских сторонников жесткой линии с новой силой обрушиться на Хрущева за то, что он делает слишком мало, ввязавшись в борьбу с Западом, и должен делать все возможное, чтобы нейтрализовать Западный Берлин. В своем письме Хрущев предупредил Кеннеди, что военные расходы обеих сторон, «зуб за зуб», на которые толкает Берлин, были следующей причиной, почему Москва «придавала такое исключительное значение германскому вопросу».

Советский лидер сообщил, что готов пересмотреть позиции, которые оставались замороженными в течение пятнадцати лет холодной войны. В письме католику Кеннеди советский атеист сравнил послевоенный мир с Ноевым ковчегом, на борту которого все хотят продолжать путешествие, и «чистые», и «грязные». «И у нас нет иной альтернативы: или мы живем в мире и сотрудничаем и наш ковчег остается на плаву, или он пойдет ко дну».

Хрущев также сообщил, что готов к расширению секретных контактов между государственным секретарем Раском и министром иностранных дел Громыко, первая встреча которых произошла 21 сентября в Нью-Йорке. Кроме того, он готов рассмотреть предложение Кеннеди относительно предварительных переговоров между американским и советским послами в Югославии, легендарным американским дипломатом Джорджем Кеннаном и генералом Алексеем Епишевым [87] Епишев Алексей Алексеевич – дипломат, генерал армии. Имел дипломатический ранг чрезвычайного и полномочного посла Советского Союза. В 1961–1962 годах посол в Югославии. Весной 1962 года отозван из Югославии, в третий раз зачислен на военную службу и 30 апреля 1962 года назначен на должность начальника Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота. Прослужил на этом посту дольше чем кто бы то ни было. Сыграл исключительную роль в полном подчинении вооруженных сил интересам руководства КПСС. Имел полную власть в армии, поскольку не подчинялся даже министру обороны СССР. Сторонник самых догматических и ортодоксальных взглядов, категорический противник упоминания о репрессиях, о культе личности, о неудачных операциях периода Великой Отечественной войны. , доверенным лицом советского лидера.

На следующий день после закрытия границы, 14 августа, Государственный департамент уполномочил Кеннана открыть этот канал, но тогда Москва не заинтересовалась. Теперь Хрущев проявлял нетерпение, хотя и опасался, что, не получив конкретных распоряжений, послы будут «гонять чаи» и «мычать, вместо того чтобы говорить по существу». Хрущев предложил использовать для этой цели американского посла Томпсона, поскольку он заслуживал доверие и был хорошим собеседником, но Томпсон, извинившись, отказался, объяснив, что, как он понял, выбор остается за Кеннеди.