Грэм Робб - Жизнь Рембо

Рембо был доставлен в лодке на берег и высажен у «толкучки», где путешественникам продавали трофеи из недр Африканского континента, разжигая аппетит исследователей: серебро и янтарные ожерелья, копья и мечи, страусиные яйца и шкуры животных, оцениваемые в соответствии с размером: 3 рупии за шкуру обезьяны, 8 за шкуру пантеры и 15 – за шкуру зебры. Иногда из далеких завоеваний привозили человеческие черепа, но в официальном аденском путеводителе на них не было рекомендованных цен.

Владелец «Вселенной» был массивным веселым человеком в колониальных белых хлопковых одеждах и пробковом шлеме. Казалось, он процветает в условиях жаркого климата, в котором другие европейцы плавятся в собственном поту. Мало было пирогов, куда месье Суэль не ткнул бы пальцем. Его отель был местом обмена информацией и средоточием капитала для торговых предприятий, которые были бы незаконными, если бы законодательство было в состоянии идти в ногу с колониальными предприятиями.

Последним французом, остановившимся в отеле «Вселенная», был энергичный молодой человек по имени Анри Люсеро. Он только что пустился в финансируемую правительством миссию, чтобы найти источник того, что он считал важным притоком Голубого Нила, – Собат. (Собат является притоком Белого Нила, в 563 километрах далее на запад.) Будучи наслышанным о злоключениях исследователей, ставших жертвами враждебных племен – изувеченных и брошенных на растерзание гиенам, Люсеро предусмотрительно запасся флаконом со стрихнином. Таким было стандартное оснащение исследователей Африки.

Услужливый месье Суэль оказался шурином компаньона экспортера кофе – полковника Дюбара. Он направил Рембо к подводам, которые курсировали между Стимер-Пойнт и Аденом (около 8 километров по каменистой равнине). Одна рупия, если подводу тянула лошадь, затем постепенно дешевле – по мере ослабления скорости и комфорта: верблюд, осел и, наконец, человек (согласно путеводителю стоимость кули – 3 анны [666]).

Грунтовая дорога тянулась мимо гор угля, нагромождений ящиков с товарами, ожидающих отправки по морю или ввезенных в Аден, соломенных хижин сомалийской деревни, а затем, преодолев скопление караванов, поднималась по крутому склону к Главным вратам Перевала в Аден – белый город пыли и шума.

Списки товаров, которые проходили через британский порт, дают обманчивое впечатление об этом месте: кофе, специи, ароматические масла и огромное разнообразие камеди и смол – арабские и персидские, канифоль, ладан и мирра, бензойная смола (добываемая из стираксового дерева) и ароматические масла. Результатом какофо нии запахов, в которую немалый вклад вносили козы и овцы – живые или готовившиеся для еды, – было невыносимое зловоние.

По совету месье Суэля Альфред Барде арендовал важного вида строение в центре города напротив минарета и суда: шесть белых арок, поддерживающих широкую веранду. Большие квадратные ставни закрывали конторские и жилые помещения.

Полковник Дюбар незамедлительно отправил новичка на работу. Рембо должен был контролировать процесс сортировки и упаковки кофе и поддерживать дисциплину в «гареме». Кофе прибывал из Африки в тюках. Его распаковывали и взвешивали индусские женщины, многие из них были женами индийских солдат Британской армии. Они сидели на корточках на каменном полу под прохладными галереями. Бобы сортировали, шелуху оставляли для местного потребления, затем снова взвешивали и упаковывали в тюки из грубой местной ткани с двойным слоем пальмовой циновки. Рембо платили небольшое испытательное жалованье – пять-шесть франков в день. Оно включало питание, проживание, услуги прачечной, а также пользование лошадьми и экипажем компании.

Когда из исследовательской миссии вернулся Альфред Барде, то нашел нового надзирателя усердным в работе: «рослый парень с умным, энергичным выражением лица». Хотя месье Рембо говорил редко, Барде удалось узнать, что он родом из Доле (родина капитана Рембо) и недавно служил управляющим каменным карьером на Кипре. «Он сопровождает свои объяснения короткими, резкими жестами правой руки à contre-temps («не в такт»). Это любопытное наблюдение о синкопированных жестах Рембо соответствовало позднему его описанию Барде как человека, чье тело никогда не было в полном согласии с умом, который часто оставлял слова недосказанными и замолкал на полуслове.

Барде был впечатлен способностями новичка. Рембо отдавал приказы на арабском и заслужил уважение работников. Они называли его «карани», что означает «злой дух», но примерно эквивалентно слову «босс».

Рембо, вероятно, был доволен своим новым домом. Неизменная погода Адена была полной противоположностью климату Северной Франции. Он никогда не жаловал безвкусное, водянистое тушеное мясо, да и «растенья Франции всегда / чахоточны, смешны, сварливы, / И брюхо таксы без труда / Переплывает их заливы» [667]. По словам Делаэ, Рембо предпочитал блестящую, жесткую мякоть обгорелого стейка, яркого вишневого цвета [668]. В Адене на улицах торговали пряными блюдами и обжаренным кофе. На базарах было полно арбузов, бананов, лимонов и незнакомых фруктов из Абиссинии. Он должен был, по крайней мере, найти хотя бы чувственное утешение. Он писал домой 25 августа 1880 года:

«Аден – это ужасная скала без единой травинки или капли пресной воды. […] Постоянная температура в очень прохладной и проветриваемой конторе ночью и днем 35 °C. Все очень дорого и т. д. Но тут ничего не поделаешь: я здесь как пленник».

На протяжении месяцев и лет Рембо будет развивать эту тему, добавляя новые подробности, совершенствуя свою ярость, до тех пор пока мелодия не вернется как отрывок фортиссимо из какого-то адского болеро: «Вы не представляете, каково это – быть здесь. Тут нет ни одного дерева, даже засохшего, ни одной былинки, ни горсти почвы, ни глотка свежей воды. Аден – жерло потухшего вулкана, занесенного морским песком. Нет абсолютно ничего, что можно было бы посмотреть или потрогать, ничего, кроме лавы и песка, через которые не способен прорасти хоть крохотный клочок растительности. В окрестностях находится совершенно безводная песчаная пустыня. Здесь, однако, стены кратера не дают доступа воздуха, и мы жаримся на дне этой ямы, как в известковой печи» [669].

Этот апокалиптический прогноз погоды не следует принимать за уныние. Это был голос больного, чье беспокойство наконец подавлено полной неизбежностью смерти. Для Рембо ни один сугроб не был достаточно глубоким, ни одна пустыня не была достаточно удушающей. Сомалийские воины добавляют золу в кофе, который они жуют во время длинных переходов, чтобы придать ему «остроты». Черная лава Адена была идеальным фоном для язвительного чувства юмора Рембо. «Аден, как все признают, – поведал он своей матери и сестре 22 сентября, – это самое скучное место в мире, после места, где вы живете, вот так-то».