Карен Армстронг - Поля крови. Религия и история насилия

Как показывает изучение саудовских добровольцев, сначала сражавшихся за Афганистан, а затем воевавших в Боснии и Чечне, большинство из них желали помочь своим мусульманским братьям и сестрам {1649}. Насир аль-Бахри, впоследствии телохранитель бен Ладена, очень точно и проникновенно объяснил эти чувства:

Нас глубоко потрясли трагедии и события, которые мы наблюдали: плачущие дети, овдовевшие изнасилованные женщины. Когда мы начали джихад, мы столкнулись с горькой реальностью. Мы увидели такие ужасы, о которых и помыслить не могли, к которым нас не подготовили слухи и СМИ. Мы были словно «кошка с закрытыми глазами», у которой открылись глаза на эти беды {1650}.

По его словам, это было политическое пробуждение. Добровольцы стали ощущать себя всемирной и наднациональной уммой. «В нашем сознании начала возникать идея уммы. Мы осознали себя нацией (уммой) с особым местом среди наций… И даже не думали о национализме, ибо смотрели шире, нас волновала умма» {1651}. В исламе благополучие уммы всегда было вопросом не только политическим, но и духовным. Поэтому беды собратьев-мусульман затронули глубочайшие струны исламской идентичности. Многие устыдились, видя, что мусульманские лидеры не предпринимают адекватных мер. «После всех этих лет унижения они могли бы чем-то помочь своим мусульманским братьям», – объяснял один респондент {1652}. Еще один человек говорил, что «с глубочайшим сочувствием слушал новости о своих братьях и хотел помочь им хоть чем-нибудь». Друг одного добровольца вспоминал: «Мы часто сидели и разговаривали о том, как убивают мусульман. И его глаза наполнялись слезами» {1653}.

Исследователи также обнаружили почти в каждом случае больше сочувствия к жертвам, чем ненависти к угнетателям. И хотя Соединенные Штаты поддерживали Израиль, антиамериканские настроения не были сильны. «Мы пошли не из-за американцев», – твердил Насир аль-Бахри {1654}. Некоторые новобранцы жаждали славы мученичества, но многих влекло и упоение войны, возможность совершить подвиг, а также товарищество братьев по оружию. Как всегда, выход за рамки повседневности был чем-то сродни переживаниям верующего. Насир аль-Бахри вспоминал, что добровольцы становились героями в глазах всех: «Когда моджахеды шли по улицам Джидды, Мекки и Медины в своей афганской одежде, у нас было чувство, что мы глядим на торжествующих спутников Пророка. Мы видели в этих людях пример» {1655}.

Когда Советский Союз сначала вывел войска из Афганистана (февраль 1989 г.), а затем распался (1991 г.), у арабо-афганцев возникло пьянящее, но иллюзорное чувство победы над мировой сверхдержавой. Им пришло в голову, что можно исполнить мечты Аззама и вернуть все утраченные мусульманские земли. Казалось, будто во всем мире политический ислам находится на подъеме. ХАМАС стал серьезным вызовом «Фатаху». В Алжире Исламский фронт спасения (ИФС) одержал решающую победу над секулярным Национальным фронтом освобождения (НФО) на муниципальных выборах 1990 г., а в Судане пришел к власти исламский идеолог Хасан ат-Тураби. После вывода советских войск бен Ладен основал «Аль-Каиду». Она задумывалась поначалу скромно – как ветеранская организация для арабо-афганцев, которые хотели продолжать джихад. В тот момент у этой организации, чье название означает лишь «основа», еще не было ни единой идеологии, ни четкой цели. Некоторые из ее членов отправились домой и задались целью самостоятельно низложить коррумпированные секулярные режимы и заменить их исламскими правительствами. Другие, все еще верные классическому джихадизму Аззама, присоединялись к местным мусульманам в их борьбе с русскими в Чечне или с сербами в Боснии. К своему огорчению, они обнаруживали, что им не удается превратить эти национальные конфликты в «подлинный джихад». А в Боснии они оказались не только лишними, но и помехой.

Боснийская война (1992–1995 гг.) сопровождалась одним из последних геноцидов ХХ в. В отличие от турецкого геноцида и холокоста, массовая резня была осуществлена на основе религиозной, а не этнической идентичности. На Западе многие полагают, что разделения на Балканах имеют давние корни и насилия было не избежать из-за сильного «религиозного» элемента. На самом деле такая общинная нетерпимость имеет относительно недавнее происхождение. Евреи, христиане и мусульмане мирно сосуществовали в течение пяти столетий при османском владычестве и продолжали сосуществовать после падения Османской империи в 1918 г., когда сербы, словенцы, славянские мусульмане и хорваты образовали мультирелигиозную федерацию Югославия. Югославия была расформирована нацистской Германией в 1941 г., но возрождена после Второй мировой войны коммунистическим лидером Иосипом Броз Тито (1945–1980 гг.) под лозунгом «Братство и единство». К сожалению, после его смерти страну стали раздирать радикальный сербский национализм Слободана Милошевича и не менее агрессивный хорватский национализм Франьо Туджмана. Босния же оказалась между молотом и наковальней. Славянский национализм имел выраженно христианскую тональность: сербы православные, а хорваты католики. Между тем Босния (со своим мусульманским большинством, сербскими, хорватскими, еврейскими и цыганскими общинами) взяла курс на секулярное государство и уважение ко всем религиям. Не имея возможностей защититься военным способом, боснийские мусульмане знали, что их будут преследовать, если они останутся частью Сербии, и в апреле 1992 г. провозгласили независимость. Соединенные Штаты и Европейский союз признали Боснию и Герцеговину суверенным государством.

Милошевич называл Сербию «крепостью, защищающей европейскую культуру и религию» от исламского мира. Представители сербского духовенства и науки также видели в своей нации оплот против азиатских полчищ {1656}. Еще один сербский националист, Радован Караджич, предупредил боснийскую ассамблею: если они объявят независимость, то поведут нацию «в ад», а «мусульманский народ исчезнет» {1657}. Однако ненависть к исламу возникла лишь в XIX в., когда сербские националисты создали миф, смешавший христианство с национальными чувствами, основанными на этнической принадлежности: князь Лазарь, побежденный османами в 1389 г., воспринимался как христоподобная фигура, а турецкий султан – как христоубийца. Славяне, обратившиеся в ислам, считались «отуреченными». Усвоив нехристианскую религию, они предали свое славянство и стали азиатами. Сербская нация же не поднимется, доколе не устранит этих чужаков {1658}. И все же привычка к мирному сосуществованию была столь сильна, что неустанная пропаганда Милошевича лишь через три года породила смертельную смесь секулярного национализма, религии и расизма. Показательный факт: война началась с безумной попытки уничтожить документальные свидетельства о том, что веками евреи, христиане и мусульмане мирно жили вместе. Через месяц после подписания боснийской декларации о независимости обстрелами сербских войск был уничтожен Институт востоковедения в Сараево, в котором находилось крупнейшее на Балканах собрание исламских и еврейских рукописей. Истребление ожидало и многие коллекции подобных манускриптов. От обстрелов сгорела Национальная библиотека и сильно пострадал Национальный музей. По ходу дела сербские и хорватские националисты уничтожили около 1400 мечетей, а на их месте устроили парки и парковки: да изгладится память о неудобном прошлом {1659}.