Стивен Протеро - Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях

«Дао дэ цзин» – не просто мистический, метафизический и мифологический текст, но и справочник по жизни, в том числе политической. Так что вторая половина этого классического труда посвящена «дэ», то есть силе или добродетели. Здесь отличие Лао-цзы от его конфуцианских друзей становится очевидным. Конфуций утверждал, что проблема хаоса в обществе будет решена методами общественной гармонии, только когда правители, равно как и подданные, приобретут классическое образование и будут взращивать в себе такие добродетели, как жэнь (благоволение). Лао-цзы дает прямо противоположный совет. Он велит правителям «отказаться от знаний» и «прекратить благоволение», добавляя, что «это будет в сто раз лучше для людей» 29. В англиканском молитвеннике говорится о признании как в совершенных грехах, так и в тех, которые не были совершены. По мнению Лао-цзы, то, что так и не было совершено, представляет гораздо меньшую опасность.

Считается, что книга «Дао дэ цзин» была написана Лао-цзы перед тем, как он удалился в горы, в ней жизнь отшельника на лоне природы названа более предпочтительной, чем поддельная жизнь чиновника, которую он вел ранее. Лао-цзы говорит, что человек не должен жить под гнетом правителя, отца или мужа, человек должен быть свободным. В отличие от английского философа XVII века Томаса Гоббса, известного утверждением, что в натуральном состоянии жизнь человека была бы «омерзительна, жестока и коротка», Лао-цзы убежден, что в обществе, где все действуют естественным и непосредственным образом, жизнь человека приятна, гуманна и продолжительна. Но Лао-цзы не анархист. «Мягкая сила» для него предпочтительнее отсутствия силы. Ему представляются небольшие и не конкурирующие друг с другом сообщества, существующие в гармонии потому, что их правительства, в соответствии с у-вэй, стараются совершать как можно меньше действий и предоставляют остальное природе. Известный судья Верховного суда США Луис Брэндайс ссылался на Лао-цзы, когда говорил о высшем судебном органе Америки и утверждал, что «самое важное из наших действий – когда мы не действуем» 30.

Следующий классический даосский труд, авторитетностью уступающий только «Дао дэ цзин», – «Чжуан-цзы», названный по имени Чжуан-цзы (369–286 годы до н. э.), последователя Лао-цзы и современника конфуцианского мыслителя Мэн-цзы. О Чжуан-цзы мы знаем больше, чем о Лао-цзы, но все равно немного. Биографический очерк I или II века до н. э. изображает его автором антиконфуцианских аллегорий, рассмеявшимся в лицо главному министру, предложившему ему должность управляющего. «Да я лучше буду плескаться в какой-нибудь зловонной сточной канаве, – говорит Чжуан-цзы, – чем вести жизнь раба у правителя царства» 31.

Признанный шедевром мировой литературы трактат «Чжуан-цзы», появившийся, вероятно, в IV–II веках до н. э., состоит из семи «внутренних глав», скорее всего, написанных самим Чжуан-цзы, пятнадцати «внешних глав» и одиннадцати «прочих глав», авторами которых могли являться последователи Чжуан-цзы. Эта книга оказала заметное влияние не только на даосизм, но и на чань-буддизм, известный в Японии под названием дзэн-буддизма. Как и дзэн-буддизм, «Чжуан-цзы» с помощью языка подвергает язык сомнению. С дзэн-буддизмом эту книгу также роднит убежденность, что предметы, наиболее заслуживающие внимания, можно найти повсюду, куда ни глянь. В известном коане сказано: «Что есть Будда?» – «Сухое дерьмо». «Чжуан-цзы» извещает нас, что Дао можно обнаружить даже в экскрементах.

Как видно из последнего замечания, «Чжуан-цзы» – озорной текст. Его предполагаемого автора называли «мистиком, сатириком, нигилистом, гедонистом, романтиком», а также «глубоко мыслящим и блистательным паяцем, сокрушающим нашу тягостную усерьезненность» 32. Приписываемые ему слова можно истолковать как угодно, зачастую одновременно. Задолго до того, как американский поэт Уолт Уитмен писал: «По-твоему, я противоречу себе? Ну что же, значит, я противоречу себе», Чжуан-цзы утверждал (наверняка с хитрой усмешкой), что споры – это тупик. Пока его современники, конфуцианцы, моисты и легисты обращались к логике и риторике, развивая аргументы, Чжуан-цзы рассказывал притчи. В обществе, которое ценило пользу, «Чжуан-цзы» отстаивал бесполезность, пел хвалу дереву, настолько изогнутому и неухоженному, что оно годится разве что давать тень, в которой можно вздремнуть среди дня. Чжуан-цзы не хотел, чтобы Дао приносило пользу в политике или даже в философии. Он хотел, чтобы оно ни на что не годилось. То же самое относится к каждому из нас. Вместо того, чтобы становиться полезными, он советовал стать бесполезными. И тогда все оставят вас в покое.

«Чжуан-цзы» извещает нас, что Дао можно обнаружить даже в экскрементах

В «Чжуан-цзы» входят главы с такими названиями «Перепонки между пальцами ног», среди множества ее персонажей можно встретить таких диковинных, как «учитель робкий болтун», «горбатый бормотун», «распорядитель жертвоприношений», «дядюшка ничтожество», «благородный ворчун», «безумный заика», словно выскочивших откуда-нибудь из рассказа Фланнери О'Коннор 33. Если «Дао дэ цзин» – философский труд, то «Чжуан-цзы» – литературное произведение, вдобавок комедийное. В нем басни и вымысел поставлены на службу сатире, книга занимает место в ряду самых смешных и самых непочтительных религиозных писаний. По мнению «Чжуан-цзы», один из способов справиться со смертью и упадком, – идти вперед, играя и смеясь. Если бы во времена Конфуция существовали ножи и вилки, его чопорные последователи ели бы лапшу чинно, пользуясь приборами. Но не Чжуан-цзы: он бы всасывал ее.

Поднимая многие ключевые темы «Дао дэ цзин», «Чжуан-цзы» делает акцент на изменчивости и на том, насколько тщетны попытки сопротивляться ей. «Чжу-ан-цзы» радуется простоте, спонтанности, гибкости и свободе, отмечая, что правила и принципы стоят на пути к личному счастью и гармонии в обществе. («Избавься от праведности, – читаем мы в «Чжуан-цзы», – и станешь праведным от природы» 34). Однако Чжуан-цзы в меньшей степени, чем Лао-цзы, заинтересован в распространении политических советов. Если Лао-цзы хотя бы отчасти затрагивал конфуцианскую проблему хаоса в обществе, Чжуан-цзы рассматривает трудности, с которыми сталкивается человек, почти исключительно сквозь призму индивидуальности. Проблему представляет безжизненность, порожденная принятыми в обществе обычаями, которые так ценят конфуцианцы. Решение – полноценная жизнь, то есть здоровье, долголетие, и, возможно, даже телесное бессмертие. Но ничто из перечисленного невозможно без свободы от высасывающих жизненные соки социальных условностей.