Кристин Коннелли - Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии

Сегодня масштабы детских травм ужасны даже в благополучных, преуспевающих государствах. Из бедных стран по всему миру, особенно из зон боевых действий, до нас доходят леденящие душу истории. Иногда мы готовы были прекратить написание этой книги – так страшны были материалы, которые к нам поступали. Но в то же время многие традиционные племена, несмотря на простоту быта и опасности окружающего их дикого мира, умеют обеспечить своим малышам по-настоящему счастливое детство. Последняя рассказанная нами история о трех потерявшихся мальчиках из Судана это доказывает. Первые пять лет своей жизни или около того они провели в родной деревне, окруженные любовью, поддержкой и защитой родителей и многочисленных членов большой семьи – дядюшек, тетушек, двоюродных братьев и сестер. Все это время они принимали полноценное участие в семейной и общественной жизни: ходили за козами и исполняли прочие детские обязанности. Конечно, они не раз сталкивались с опасностями: змеями, львами, гиенами, всадниками из враждебных племен. Но, несмотря на это, они росли с глубоким чувством защищенности, уверенности в себе и в будущем. И когда война внезапно ворвалась в их жизни и разрушила их, именно прежняя радость бытия придала этим детям сил и стойкости, которые спустя годы помогли им, тогда уже почти взрослым людям, добраться до берегов Америки и начать новую жизнь.

На борту самолета, несшего их в Нью-Йорк, Алефо, один из ребят, увидел сон. Ему приснилась гора человеческих черепов. Черепа улыбались и говорили с ним. Они спросили: «Разве ты можешь обрести мир? Если ты ответишь нам на этот вопрос, любой человек тоже сможет ответить на него». Это была мудрая мысль – ведь мир начинается внутри каждого из нас. Но ответ Алефо был не таким. Он сказал: «Я нашел мир в своем сердце. Но я не искал его. Я хотел мести. Мне пришлось убегать, но я не хотел так легко и быстро покидать свою родину» [392]. Алефо тогда избежал смерти. Но тысячи других людей не успели спастись и умерли или продолжают умирать. Однако есть и те, что по-прежнему живут среди кошмара, постепенно теряя все человеческие чувства и качества кроме жажды мести. Есть озверевшие дети, объединяющиеся в банды, вступающие в армии – даже в тех странах, где войны вроде бы утихли. Возможно, среди них – или их детей, которые тоже будут неизбежно травмированы – будущие надзиратели и палачи в тюрьмах вроде Гуантанамо и Абу-Грейб или будущие убийцы невинных детей на школьных площадках.

Если все это по-прежнему происходит – как можно мечтать о светлом будущем? Чтобы построить это будущее – надежное, основанное на поддержке и сотрудничестве, нам уже сейчас нужно сделать все возможное, чтобы избавить от травм хотя бы детей: реформировать систему образования, на тренингах и курсах обучить родителей правильному воспитанию и обеспечить лечение тем детям, что уже травмированы.

Юность – это время массовых беспорядков в организме: кровь кипит от гормонов, тело развивается физически и созревает сексуально, меняется структура головного мозга – неиспользуемые участки атрофируются, другие же по-прежнему загружены работой. Но если всмотреться в этот беспорядок пристальнее, то окажется, что все идет по схемам, намеченным заранее – в генах, в утробе матери, в колыбели, на детской площадке. Возможно, в них заложена жизнестойкость, которая поможет с легкостью пережить все бури и волнения молодости и зрелости, а возможно – уязвимость перед любыми травмами. Слишком чувствительные настройки системы стрессовых реакций делают человека беззащитным перед травмами, душевными и телесными недугами. И в юности, и в зрелости существует множество потенциальных причин для травм с разнообразными последствиями (см. табл. 1 и 3); некоторые из них более подробно обсуждаются в этой главе и далее.

Согласно данным исследования Кита Оутли, в западном мире различными психическими заболеваниями страдают около пятнадцати процентов подростков [393]. При этом в большинстве диагнозов не учитывался полученный ими травматический опыт, хотя в основе душевных расстройств часто лежит именно он. В США сорок процентов школьников и восемьдесят процентов студентов колледжей сообщают, что до восемнадцати лет пережили по крайней мере одно травматическое событие. Диагностируемые расстройства были выявлены лишь у немногих из них, но не стоит забывать, что и субклинические симптомы часто влекут за собой более серьезные расстройства [394]. Для сравнения: ярко выраженным ПТСР страдают в среднем от двух до пяти процентов американских подростков [395]. Как следует из данных, приведенных ниже, эти показатели еще выше у тех, кто пережил трагедии вроде землетрясений и школьных перестрелок [396].

• Через год после урагана Хьюго из двухсот двадцати семи пострадавших подростков ПТСР страдали до шести процентов, в зависимости от пола и этнической принадлежности; у двадцати процентов наблюдались психопатологические репереживания; а восемнадцать процентов все еще находились в состоянии перевозбуждения.

• Два года спустя после того, как в 1972 году размыв плотины разрушил городок Буффало-Крик, ПТСР было выявлено у тридцати двух процентов пострадавших детей и подростков; еще через пятнадцать лет этот показатель снизился до семи процентов.

• Спустя девять месяцев после пожара, в котором погибли двадцать пять человек, ПТСР страдали двадцать процентов детей и подростков, ставших свидетелями трагедии или потерявших в ней близких.

• У половины подростков, выживших в концлагерях «красных кхмеров» в Камбодже, через шесть лет было выявлено ПТСР, через двенадцать лет – у двадцати процентов.

• Через год после переселения в США ПТСР страдали двадцать пять процентов боснийских беженцев-подростков.

Согласно еще одному исследованию, большинство подростков из бедных кварталов в мегаполисах США постоянно сталкиваются с насилием, включая убийства, и имеют те же стрессовые симптомы, что и дети из районов боевых действий [397]. Но даже эти страшные выводы, возможно, не позволяют увидеть всей проблемы целиком, ведь подростки, как правило, предпочитают не рассказывать о своих травмах, так как не желают вспоминать о вызвавших их событиях или показаться слабыми [398].

Как правило, симптомы травм у подростков – это проявляющиеся с задержкой реакции на младенческие и детские переживания. Психоаналитик Борис Цирюльник считает, что эти симптомы осложняются мыслями вроде: «Мне конец. Меня искалечили еще в детстве, а ученые говорят, что это не лечится. К тому же я – ребенок генетически ущербных родителей. Да и с обществом у меня столько проблем, что надеяться не на что» [399]. Однако он же утверждает, что, несмотря на мнение экспертов, сознание подростка остается достаточно гибким и способным к исцелению. Для этого нужны лишь вера и поддержка сверстников и взрослых. Это весьма важное соображение, особенно если вспомнить об «окнах возможностей», о которых мы писали выше. Поэтому травмированных подростков ни в коем случае нельзя обвинять в их собственных несчастьях и списывать со счетов.