Рик Джароу - В поисках священного. Паломничество по святым землям

– Индия! Что такой миловидный еврейский мальчик делал в Индии?

– Да я и сам не знаю, – отвечал я. – Сам пытался выяснить это в течение последних лет десяти.

Мы продолжали говорить – точнее, он продолжал говорить, пока я допивал очередную чашку чая, закусывая остатками тахини с питой. Он спросил, куда и как собираюсь я поехать в Израиль. Я планировал доехать на автобусе до Нетаньи, где жила сестра моего друга. Услышав это, он предложил подвезти меня следующим утром до Тель-Авива.

Рано утром мы были уже на границе. Египетские пограничники орудовали с нашими паспортами так же ловко, как и своими винтовками. Казалось, их мало что действительно волнует, за исключением, пожалуй, пяти фунтов, которые должен заплатить каждый, кто покидает страну.

– Только подумать! – причитал капитан. – У них еще хватает наглости просить денег за то, что ты уезжаешь из их страны!

На израильской стороне все было организовано гораздо сложнее, нужно было заполнить десятки бланков, пройти дюжину контрольно-пропускных пунктов.

– Они опасаются террористов, которые проникают сюда тайно, прямо как ты, – объяснил кэп. – Я с ними поговорю. – Он подошел к женщине в униформе цвета хаки с автоматом наперевес и объяснил, что я не представляю угрозы.

– Он еврей, я за него ручаюсь. Он едет к своей тетке в Нетанью. – Через пять минут мы оформили все бумаги и вскоре уже мчались по автостраде через Синай.

Пустыня была действительно пустынной и совершенно неплодородной. Время от времени на обочине появлялись раскуроченные взрывом ржавые танки, прикрытые пустынным хворостом. Они служили немым напоминанием о том, что люди сделали с этими землями. Тем не менее, в воздухе витало ощущение реальности всей этой истории. Когда мы пересекли границу и оказались-таки на территории Израиля, по моим щекам покатились слезы, а сердце забилось в трепетном волнении. Я чувствовал, что возвращаюсь домой после долгого путешествия, в место, где завершается история.

Всю дорогу кэп говорил без остановки.

– Билет на такую познавательную поездочку ты не получил бы ни за пятьдесят, ни даже за сто долларов! – говорил он. И это было чистой правдой. Бывая здесь прежде, он останавливался в каждом городе, в каждом поселении, мимо которых мы проезжали, и теперь рассказывал их истории. Он много говорил о войне, о внезапном нападении на Израиль во время праздника Йом-Кипур, называя ее «Войной Судного дня», рассказывал о своем участии в ней.

– Я принял участие во всех войнах, начиная с 1948 года, – продолжал он. – Когда я приехал сюда из Израиля, я сохранил свою фамилию. Здесь все меняли свои имена на еврейские, но я был последним и единственным представителем своей семьи. Остальные погибли во время холокоста. Но своим дочерям я дал еврейские имена… Нет, я не верю в Бога… Как можно верить во все это… но… – он сделал паузу, – я верю в Израиль. И кроме как для Бога, не могло быть Израиля. Я тебе вот что скажу, Рик. Каждый отдельно взятый человек, работающий и живущий в Израиле, такой как я, например, – он один стоит десяти ваших бруклинских рабби, которые только и делают, что молятся денно и нощно.

Пока он говорил, мы проехали мимо поселения, окруженного небольшой лесополосой и фермами.

– Смотри! – кэп указал на вспаханные поля. – Мы заставили пустыню цвести! Так чего же они хотят от нас? Арабы – они такие же, как мы, они тоже семиты. Мы можем помочь им. Мы можем построить больницы, обучить их ирригации – мы можем дать им гораздо больше, чем русские. Кстати, помнишь тех ребят в ресторане? Я познакомился с ними в Тель-Авиве. Они рассказывали мне, что хотели бы вернуться сюда. Ты сам видел, им там не найти приличной работы. Мы не имеем ничего против них. Мы и они – один народ, семиты. Поговори с простыми арабами. Они не питают к нам никакой ненависти. Так кто же начинает все эти войны? – он посмотрел на меня пылким взглядом истинно верующего человека. – И знаешь? Так я тебе скажу. Это политики. Ты думаешь, люди хотят увидеть своих детей в крови?

Кэп продолжал болтать.

– Во время войны, пересекая Суэц, мы загнали в пустыню двадцать тысяч египетских солдат. Они были совершенно отрезаны от пищи и питьевой воды. Их конец был всего лишь вопросом времени. Вмешался Киссинджер. Он предложил в этот раз сохранить им жизнь и дать свободу в надежде на то, что они, наконец, успокоятся. Скажи, ты когда-нибудь слышал или видел нечто подобное? Отпустить врага, который только что напал на твои земли! Кто еще, кроме евреев, мог бы отдать земли, завоеванные ценой своей же крови! Мы отпустили их. Мы же нашли там нефть, но отдали все это ради мира.

Мы продолжали ехать через пустыню.

– Какая у тебя фамилия? – спросил капитан. Когда я назвал ее, он стал рассказывать мне о моей родословной, о том, откуда были родом мои предки, чем они занимались. – Видишь ли, эти имена не были настоящими именами членов диаспоры. Они говорили на идише, чтобы никто не понял их. Немцы, поляки… все правители давали евреям имена в соответствии с их профессиями, чтобы обложить их налогом. Сильверман, Фишман, Тэйлор и так далее. А раз уж ты приехал в Израиль, ты найдешь свое настоящее имя.

За время поездки я узнал практически всю историю еврейского народа и множество других правдивых фактов. Кэп высадил меня на автобусной остановке. Он увидел, что я еще не разменял деньги, и дал мне несколько шекелей, которых мне хватило не только на билет, и отказался принять взамен американские доллары. Мы пожали друг другу руки и попрощались.

В Нетанье я рассказал Глории, сестре моего друга, об этой поездке.

– Он наверное все дорогу болтал, как заведенный? – спросила она.

– Так и было, – подтвердил я.

– Ну, приготовься, – предупредила она. – Ты еще не раз услышишь эти истории.

Несколько дней я жил в ее доме, и почти каждый день после обеда ездил в Тель-Авив. Этот город очень сильно напоминал мне бруклинский колледж, с одним существенным отличием. Здесь все ходили с автоматами. Если бы парни в бруклинском колледже хотя бы издалека увидели автомат, они, наверное, упали бы в обморок. А здесь все были военнослужащими.

Глория рассказала, что во время «Войны Судного дня» из синагог выходили мужчины, услышав свои кодовые имена по радио. Во время Йом-Кипура запрещено даже машину водить, но нападение было таким внезапным, что все спешили к месту событий, как умалишенные. Говорят, что в первый день войны в дорожно-транспортных происшествиях погибло больше людей, чем на поле боя. Солдаты торопились на свои позиции.

– Мы потеряли пять тысяч мальчишек, – сказала она. – Ты знаешь, что это значит для страны, которая по размерам не дотягивает даже до штата Делавэр?

Глория показала бомбоубежище в подвале. По закону в каждом доме должно было быть такое укрытие. Вечерами дети приходили из школы и смотрели американские телешоу. На стене в гостиной я заметил фотографию молодого кудрявого блондина. Рядом с ним висели два армейских жетона и автомат.