Рик Джароу - В поисках священного. Паломничество по святым землям

По дороге из города мое внимание привлекла галерея искусств, расположенная в одном из крайних домов на улице. Я вошел, осмотрел экспозицию, обменялся любезностями со смотрителем. Здесь не было Крестителя. Покидая галерею, я на миг встретился взглядами с женщиной, стоявшей в углу. Ее темные, ближневосточные глаза на секунду встретились с моими, и я вышел прочь.

До самого заката я бродил по окраинам города, пока не вспомнил о встрече с Рубеном. Я поспешил обратно в город, на автобусную станцию. Было совсем поздно, и я рисковал опоздать на последний рейс. Но мне повезло. Автобус стоял на остановке, нарушая вечернюю тишину тихим жужжанием своего мотора. Внутри было человека два-три. Водитель пил кофе, и, судя по всему, собирался сделать последний глоток перед тем, как отправиться в путь.

Я зашел в автобус, полез за деньгами, и тут к горлу моему подкатился гигантский ком недоумения. Моя наплечная сумка пропала! Где я мог оставить ее? Я обыскал все вокруг. Я выбежал на автобусную остановку. В этой сумке было все – бумажник, документы, деньги, блокноты. Все, что у меня было, исчезло вместе с этой сумой. Я напрягся. Запаниковал. Сидевшие в автобусе люди безучастно смотрели на меня. Водитель предложил довезти меня до города, но я был уверен, что сумка моя не в хостеле. Это были чертовы «The Doors» – вот что получаешь, когда погружаешься в эту музыку! Я забыл самого себя. Забыл все подчистую. Может, сумку стащил искусный воришка в автобусе или кто-то украл ее еще в хостеле – кто-то с соседней койки, пока я спал. Нет, я точно помню, что весь день приплясывал в автобусе под музыку «The Doors», должно быть, сумка просто вылетела в окно.

Я мысленно проделал обратный путь, шаг за шагом. Была ли сумка при мне в Вифлееме, в автобусе? Я собирался пойти в посольство. Я намеревался пойти к Рубену. Я думал позвонить ему с автобусной остановки, но – о нет! – номер его телефона был записан в одном из блокнотов, канувших в Лету вместе с сумкой. Солнце садилось. «Ну ладно, – сказал я. – Я должен найти ее. И я найду». Я вернулся назад, на темные просторы полей. Я проделал обратный путь с точностью до шага. Я постучал в двери францисканской церкви. Они были наглухо заперты, но я продолжал неистово колотить. Наконец сторож впустил меня, и я все тщательно обыскал, залез под каждую скамейку. Ничего. Я прошелся по улицам города, дошел до галереи искусств на его окраине. Было совсем темно, воздух резко похолодел, а я все еще не мог отыскать потерю. Пропали все мои записи, все деньги – пропало все. Я думал воззвать к святым с просьбой о помощи, но стоит ли просить о спасении от собственной безмозглости? Почему я так жаждал спасения, словно это было самым важным делом в мире? Несмотря на то, что стало совсем темно и не было видно ни зги, я решил обойти все еще раз.

Потеря денег и документов волновала меня куда меньше, чем утрата бесценной книги со стихами, заметками и адресами, собранными за время паломничества. Я был шокирован. И корил себя за то, что совершенно потерял контроль над собой, оказавшись под шквалом эмоций от прослушивания «Love me two times» и «Light my fire». Я было рванул обратно в город в надежде успеть на такси, но остановился, вспомнив, что денег-то у меня нет. Всю дорогу я раскаивался, молил о прощении. Я проговаривал аффирмации: «Я найду ее. Я найду ее». Автобусная остановка была пуста. Не было ни автобусов, ни такси, ни людей.

Я стоял в полном одиночестве на пустой остановке и, наконец, махнул на все рукой: «Да плевать. Кому нужно тащить за собой вчерашний день?..» Собственно, в сумке не было ровным счетом ничего, кроме записанных на бумагу вчерашних дней. Вот так. Я здесь. Есть только сейчас. Почему бы, наконец, не принять это? Зачем отказываться от вселенского приговора?

Наступила ночь. Спать было негде. Я успокоился, но решил все-таки в качестве наказания еще раз обойти эти места. Я находился примерно в восьми милях от города, и всегда мог спросить у кого-нибудь направление и прогуляться пешком, а если повезет, даже поймать попутную машину. Я снова прошел через город до самых окраин. В дверях дома на одной из узеньких улиц появилась фигура человека. Это была черноглазая женщина, с которой мы повстречались в галерее. Она предложила мне чаю.

Она назвалась Илой. Она была смуглой, с невероятно глубокими глазами. На плечах Ила носила легкую фиолетовую шаль. От этих нервических поисков меня лихорадило. Она приютила меня.

Ила довольно долго жила в Эйн Кареме и занималась живописью, а также работала в местной больнице. В доме было полно книг и ближневосточной живописи. Дом был устроен скромно: на плетеном ковре стояла старая софа, стол завален какими-то бумагами, а за углом виднелась небольшая уютная кухня. Два окна выходили на ту самую узкую улицу. В комнате было тепло, а из чайника тонкой нитью струился пар.

Мы провели некоторое время вместе. Она спросила, не голоден ли я, а я ответил, что весь день не держал и крохи во рту, и тогда она пошла на кухню, чтобы приготовить ужин. Будьте осторожны, если женщина готовит вам! Это только начало. Но я в тот момент утратил бдительность. Я был слегка ошеломлен событиями минувшего дня, у меня болела голова. Вскоре она вернулась с тарелкой приготовленных на пару овощей и рисом. Мы сидели и ели. Сначала молча, но постепенно тишину стали нарушать истории, которые мы наперебой начали рассказывать друг другу.

Выяснилось, что она хорошо знала о иешиве, которую посещал Рубен. Она засмеялась: «Да все знают об этом месте!» Сама она изначально приехала в Иерусалим, чтобы изучать суфизм, но вскоре покинула общину, не выдержав, как она выражалась, «группового давления». Именно в то время она исследовала Иерусалим вдоль и поперек и решила раз и навсегда остаться в этом городе. Меня пробрала лихорадочная испарина, Ила даже дала мне полотенце, чтобы я завернулся. Вскоре мне стало легче. Всю ночь мы говорили об искусстве жить в Святой земле. Чтобы по-настоящему жить здесь и вдыхать особый мистический аромат этого города, нужно непрерывно пребывать в состоянии наивысшего духовного напряжения. Жить здесь – это все равно, что жить в святой тиртхе Вриндавана. Только здесь, в отличие от Индии, явно присутствовало чувство крайней необходимости, срочности – лила была здесь не столько божественной игрой, сколько божественной предопределенностью.

Мы смотрели друг на друга так, словно заглядывали в самую глубину. Но это не было похоже на случайную встречу двух душ. Сам контекст этой встречи оставлял в тени личную историю каждого из нас, и даже желание. Не нужно было делать ничего, кроме того, что уже было сделано. «Я лягу на кушетке», – сказал я. Она накрыла меня еще парой одеял, и я провалился в другой мир.