Пол Джонсон - Иисус. Жизнеописание

Не менее интересную, необычную женщину мы встречаем и в Евангелии от Луки (7: 31–48). Общительный характер Иисуса и то, что Он охотно посещал пиры и застолья, где собирались самые разные люди, вызывали недовольство и возмущение у ханжей. Иисус же отвечал этим верующим, которых звал «сынами века сего», любопытной метафорой: «Они подобны детям, которые сидят на улице, кличут друг друга и говорят: мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам плачевные песни, и вы не плакали». Иисус добавил: Иоанн Креститель не вкушал ни хлеба, ни вина, однако священники говорили: «в нем бес», а «пришел Сын Человеческий: ест и пьет; и говорите: вот Человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам». Потом Иисус загадочно добавляет: «И оправдана премудрость всеми чадами ее». Но когда один из фарисеев по имени Симон пригласил Учителя вкусить с ним пищи, Иисус согласился войти в дом фарисея. Новость о пире быстро разнеслась по всей округе. «И вот, – продолжает Лука, – женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром».

Весьма необычная сцена, поскольку омывать ноги мужчине было жестом необычной покорности на Ближнем Востоке, многозначительным знаком смирения и преданности. Иисус омыл стопы Своим ученикам незадолго до распятия, что вызвало изрядное смятение у Петра. И упомянутый случай на пиру тоже, должно быть, породил смятение и смущение. Ведь непросто омыть человеку стопы слезами и отереть их собственными волосами – даже если эти слезы обильны, а волосы очень длинны. Более того, женщина была красива и слыла блудницей. Фарисей Симон обмер: как она сюда попала? И знает ли о ней Иисус? Он «сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница».

Иисус прочел его мысли, и ответил: «Симон! Я имею нечто сказать тебе». Симон ответил: «…скажи, Учитель». Тогда Иисус, как обычно, задал вопрос: «у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят; но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: «…думаю, тот, которому более простил». «…правильно ты рассудил», – сказал Иисус. А после упрекнул, не строго, а сдержанным тоном, выбирая слова: «…видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги».

«А потому сказываю тебе, – продолжал Иисус, – прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит». «Прощаются тебе грехи», – обратился Учитель к женщине. Больше мы ничего не услышим об этой женщине, которая, как и самарянка у «колодезя Иаковлева», много раз побывавшая замужем, канула в забвение. Иисус благословил ее: «…вера твоя спасла тебя, иди с миром». Однако полученный урок прошел даром для Симона и его друзей. Все, что они смогли сказать: «Кто это, что и грехи прощает?» Но раскаявшаяся грешница, которую спасла ее вера, величественная в своем смирении, остается одной из самых трогательных фигур в древней словесности. И, как это часто происходит в Новом Завете, сухое, сдержанное повествование Луки звучит особенно пронзительно и достоверно.

Весь эпизод можно назвать примером того, какое необычайное впечатление Иисус производил на женщин. Он вызывал в их душах не только веру и преданность, но и необыкновенную нежность, иногда окрашенную поэзией – как движений, так и речей. Язычница-хананеянка, о которой рассказывает Матфей (15: 22–28), хотела, чтобы Иисус исцелил ее дочь. Сначала кажется, будто Учитель отнесся к ней немилостиво – она, вероятно, вела себя настойчиво и назойливо и, несомненно, громко кричала. Иисус ответствовал, что послан в Тир и Сидон «только к погибшим овцам дома Израилева», и, обращаясь к женщине, сказал: «…нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам». Но такой резкий ответ не смутил женщину, ответившую: «…так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их». Тронутый столь замечательным ответом, Иисус уступает: «О, женщина! Великб вера твоя; да будет тебе по желанию твоему». «И исцелилась дочь ее в тот час».

Иисуса отличали необыкновенная доброта, кротость, терпение и снисходительность. Он был невероятно чуток. Ему претила всякая напыщенность, любая тяжеловесная логика. Скорее, Спасителю присущи были вспышки озарения и поэтичность, украшавшая Его проповеди, придававшая почти каждому изречению алмазный блеск. Эти черты были далеки от тогдашних понятий о мужественности. Излагая свои взгляды, Иисус больше полагался на чувства, не на рассудок, что более свойственно женщинам и чего те не ждали от Вероучителя. Но ведь Он не был проповедником в прямом смысле слова: именно это и привлекало к нему женщин. Иисус учил, доходчиво и внятно объясняя сложные вопросы и понятия при помощи простых примеров из жизни. Он был нравственным Наставником, но звучали Его поучения чрезвычайно поэтически. Иисусу по душе было, что женщины счастливы, общаясь с Ним, что беседы их увлекают. Он был очень привязан к двум сестрам Лазаря, жившего в Вифании, Марфе и Марии, с удовольствием проводил в их доме редкие минуты отдыха. Спаситель знал о безупречной добродетели Марфы, о стойкости ее веры – ведь Марфа заявила о своей вере с той же решительностью, что и апостол Петр (Ин. 11: 27). Но Ему нравилось, когда Мария сидела у Его ног и слушала поучения, не желая отвлекаться скучной хозяйственной работой. «Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее», – сказал он Марфе (Лк. 10: 42). «Оставь ее», – сказал он Иуде Искариоту, когда тот хотел забрать у Марии миро, которым она помазала ноги Иисуса, «и дом наполнился благоуханием от мира» (Ин. 12: 2–8).

Мария столь внимательно слушала Иисуса потому, что вера, Им проповедовавшаяся, весьма отличалась от Моисеева иудаизма. Женщины занимали в ней достойное место, наравне с мужчинами, честно разделяя с ними обязанности и заботы. Его Матерь, Мария, была неотъемлемой частью Его вочеловечения – служение Иисусово стало бы невозможно без Ее участия. Святое семейство, то есть Мария, супруг Ее Иосиф и сам Иисус, олицетворяло для Спасителя образцовую общественную ячейку. И чтобы защитить семью, Иисус внес важное изменение в законы Моисеевы: поставил брак на более высокую ступень святости и сделал нерасторжимым (Мф. 19: 5–6). Супружеская чета стала «одна плоть»: «что Бог сочетал, того человек да не разлучает». Столь безоговорочно осуждая развод, Иисус желал не только упрочить брак, но и защитить женщин. В древности правовое положение ближневосточных женщин было шатким, и это усугублялось той легкостью, с которой мужчины – и только мужчины – могли получить развод. Подобное право, в той или иной мере, существовало на Востоке повсюду. Вавилонское уложение о наказаниях гласило: «Если муж говорит жене своей, ты не моя жена, то должен уплатить половину мины [1]и будет свободен. А если женщина отказывается от своего мужа, будет утоплена в реке». Иудейский закон был менее жестоким, но последователи Гилеля заявляли: даже плохо приготовленный женой обед – вполне достаточный повод для развода. В других землях – Греции и Риме, например, – женщину тоже рассматривали как нижестоящее существо или собственность. Даже нынешний, достаточно легкий и простой, развод имеет более серьезные последствия для жены, чем для мужа. Таким образом, поддерживая брак, Иисус был первым Учителем в мировой истории, стремившимся уравнять положение мужчин и женщин.