Наталия Ковалева - Письма Махатм

Ваш М.

Мой дорогой Покровитель!

Боюсь, нынешние Письма по теософии [276]немногого стоят, ибо я работал, основываясь на слишком буквальном понимании некоторых фрагментов из вашего письма о Дэвачане. В итоге кажется, что погибшие от несчастного случая и самоубийцы подвергаются опасности от того, что привлекаются на сеансы. Вы писали:

«Но есть другой вид «духов», которых мы упустили из виду: самоубийцы и убитые в результате несчастного случая. Оба эти вида могут вступать в общение, и оба должны дорого платить за подобные визиты...» К.Х.: Правильно [277] .

И далее, рассмотрев детально положение самоубийц, вы пишете:

«Что касается жертв несчастного случая – им приходится еще хуже... несчастные тени... Оторванные от жизни в полном расцвете земных страстей... Они суть пишачи, и т.д… Они опустошают своих жертв, и т.д.».

Опять правильно. Запомните, что исключения подтверждают правило.

А если они не очень плохи и не очень хороши, «жертвы несчастного случая и насилия» извлекают новую группу сканд из медиума, который их привлекает.

Я объяснил это положение на полях корректуры. См. примечание.

Над этим текстом я и работал.

Если это не должно быть изменено, или каким-то образом, пока что мне неизвестным, эти слова имеют не то значение, которое, казалось бы, им принадлежит, может быть, будет лучше аннулировать совсем эти два письма или же хранить их для последующей переработки. Предупреждение сделано в слишком торжественном тоне, и опасности придано слишком много значения, если это отнести только к самоубийцам, и в последнем после корректуры варианте удаление «жертв несчастного случая» делает остальное смешным, потому что тогда мы разделяем самоубийц только на чистых и возвышенных – и средних людей и т.д.

Мне кажется, будет неправильно оставить только письмо (1), хотя оно и не заключает в себе ошибки, ибо в нем не было бы raison d’кtre [278], если бы за ним не последовало письмо (2).

Оба письма отправлены Стейнтону Мозесу для передачи в «Свет» – первое отсюда почтой 21 июля, второе – последней почтой, вчера. Теперь, если вы решите, что лучше их остановить или аннулировать, я как раз успею протелеграфировать домой Мозесу, как поступить. И сделаю это немедленно, как только получу соответствующую телеграмму от вас или от Старой Леди.

Если ничего не будет предпринято, они появятся в «Свете» такими, как написаны, то есть как рукопись с присланной корректурой, кроме нескольких малых ошибок, которые, как я вижу, сделала моя жена, переписывая их.

В общем, это очень неприятная путаница. По-видимому, я был неосмотрителен, посылая их домой, но думал, что очень тщательно следовал заявлениям, изложенным в вашем длинном письме о Дэвачане.

В ожидании ваших приказаний. Всегда преданный вам А.П.С.

К.Х. На полях я написал «редко», но не произнес слова « никогда ». Несчастные случаи происходят при различнейших обстоятельствах, и люди не только погибают от несчастного случая или умирают как самоубийцы, но их также убивают – чего мы даже не касались. Я хорошо понимаю ваше затруднение, но едва ли смогу вам помочь. Запомните, что из каждого правила имеются исключения, а из них опять исключения, так что будьте всегда готовы узнавать нечто новое. Мне легко понять, что нас обвиняют в противоречиях и непоследовательностях – да, даже в сообщении чего-то сегодня и отвергании этого завтра. То, чему мы вас учили, есть правило. Хорошие и чистыежертвы «несчастного случая» спят в Акаше, не зная о происшедшей с ними перемене; очень порочные и нечистые переносят страдания и муки ужасного кошмара. Из большинства людей не очень хороших и не очень плохих, жертв несчастного случая или насилия , включая жертв убийств, одни спят , другие становятся природными пишачами , тогда как малое меньшинство могут пасть жертвами медиумов и извлекать новую группу сканд из привлекшего их медиума. Как бы мало ни было их число, их судьба весьма достойна сожаления. То, что я сказал в своих заметках на вашей рукописи, было ответом мистеру Хьюму на его статистическое вычисление, которое привело его к заключению, что в таком случае «на сеансах духов больше, чем оболочек».

Вам нужно многому учиться, и нам нужно вас многому научить; также мы не отказываемся идти до самого конца. Но мы действительно должны вас просить воздержаться от спешных выводов. Я не упрекаю вас, мой дорогой друг, я скорее упрекаю самого себя, если тут надо было бы упрекать кого-либо, за исключением наших соответственных образов мышления и привычек, столь диаметрально противоположных. Так как мы привыкли обучать чел, которые знают достаточно, находясь за пределами всяких « если » и « но » во время уроков, то я легко могу забыть, что, занимаясь с вами, делаю работу, обычно доверяемую этим челам. Впредь я буду уделять больше времени ответам на ваши вопросы. Ваши письма, отправленные в Лондон, не могут принести вреда, и я уверен, что, наоборот, они принесут пользу. Они прекрасно написаны, а исключения могут быть упомянуты и все остальное охвачено в одном из будущих писем.

У меня нет возражений, чтобы вы сделали выписки для полковника Чезни, кроме одного – он не теософ . Только будьте осторожны и не забудьте ваших частностей и исключений, когда будете объяснять ваши правила. Запомните еще, что даже среди самоубийц многие никогда не позволят себе быть втянутыми в вихрь медиумизма, и, пожалуйста, не обвиняйте меня в «непоследовательности» или противоречиях , когда мы подходим к сути. Если бы вы только знали, как я пишу свои письма и сколько времени я в состоянии уделить им, вероятно, вы отнеслись бы к ним менее критически, чтобы не сказать придирчиво. Ладно, а как вам нравится идея и искусство Джуал Кула? В течение последних десяти дней я даже мельком не видел Симлы.

Любящий вас К.Х.

Мой дорогой друг!

Я чувствую себя (ментально) подавленным этим непрекращающимся состоянием неизбежного противодействия и продолжающихся атак на наши твердыни! В течение всей моей тихой сознательной жизни я никогда не встречал человека более цепкого и неблагоразумного! Я так не могу продолжать, проводя свою жизнь в бесполезном протесте; и если вы не можете распространить свое дружеское влияние на него, нам всем придется расстаться в недалеком будущем. Я был у Чохана, когда получил письмо, которое прилагаю, и Чохан был так возмущен, что охарактеризовал все это тибетским словом, означающим «комедия». не то чтобы он (Хьюм . – Ред. )стремился «творить добро» или «помочь успеху Теософского общества» – это просто, верите вы мне или нет, ненасытная гордыня в нем; свирепое интенсивное желание чувствовать себя и показывать другим, что он «избранный», что он знает то, о чем другие едва ли могут догадываться. не протестуйте, это бесполезно. Мы знаем , а вы не знаете. На днях Чохан слышал идиотские, но до боли искренние жалобы «жены» и обратил на них внимание. не таков человек, который стремится стать «совершенной душой», и тот, кто способен писать о брате-теософе так, как он писал мне о Ферне, тот не теософ. Пусть это будет строго секретно , не доводите до его сведения ничего, кроме того, что он прочтет сам в моем письме к нему. Я хочу, чтобы вы прочитали оба письма, прежде чем отнести их ему, и я прошу вас присутствовать, когда он их будет читать .