Джозеф Г. Ингрэм - Лилии полевые. Царь из дома Давида. Три года в Священном городе

– Идите и скажите уважаемому первосвященнику, что я – голос, вопиющий в пустыне, как написано в книге пророка Исаии, который предсказал мое служение (Ис. 40; 3). Я – голос, вопиющий в пустыне! Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Богу нашему. Теперь все скоро узрят Спасение свое. Служение же мое не в городе, и не в храме, и не в одном из домов Израиля. Кто хочет слышать мое свидетельствование о Том, Кто придет после меня, пусть идет ко мне в пустыню, где повелено мне взывать к людям до самого пришествия Мессии.

Получив такой ответ, священники сильно разгневались и сгоряча стали кричать кто что! Некоторые говорили, что надо послать избить каменьями этого пророка за ослушание первосвященника. Иные находили, что надо на него донести прокуратору – Понтию Пилату, правителю Иудеи, как на опасного, совращающего обманщика и подстрекателя к восстанию.

Каиафа держался последнего мнения и написал от собравшегося трибунала послание к римскому прокуратору, в котором, обвиняя пророка в пустыне, советовал Пилату охранять свою персону усиленно, как бы не произошло какого-либо зла от того человека, и предупреждал, что если до императора Тиверия дойдет слух о том, что здесь происходит, то он может заподозрить, что здесь готовится восстание всего еврейского народа с целью ниспровергнуть владычество Рима.

Более спокойный Анна взглянул на дело иначе. Он сказал:

– Люди и братья! Воздержитесь от поспешности. Если человек этот – ложный пророк, он скоро сгинет и мы не услышим о нем. Но если вдруг, паче чаяния, окажется, что он послан от Господа? Не будем лучше спешить причинять ему зло: как бы не оказаться нам противниками Самого Господа Сил?

Осторожность Анны нашла сочувствие лишь у очень немногих, из числа которых был и рабби Амос.

Но если священники, наполнявшие двор храма, в присутствии первосвященника подняли такой шум из-за ответа пророка, то гнев их разразился уже без удержу, когда послы их, Мельхий и Илий, поднялись с мест и, подняв руки в знак тишины, объявили, что, услышав речи пророка, к которому они были посланы, они сами убедились в истине его слов и в божественности его откровений и, исповедав свои грехи, были крещены пророком в Иордане.

Только святость места, где происходило собрание, несколько сдержала пятьсот священников: услышав о крещении левитов, они были готовы тут же наброситься на этих двоих и уничтожить их.

Мельхий и Илий по приказу Каиафы были, однако, арестованы за поступок, по меньшей мере не приличествующий их сану священников Бога Всевышнего, «…ибо, – пояснил Каиафа, – это равносильно низвержению храма к стопам пустынника-самозванца и есть открытое признание того факта, что истина покинула Сионское богопочитание и может быть обретена лишь в пустынях Иорданских. Скажите, люди Израиля! – тут Каиафа повысил голос. – Скажите, что выше: алтарь ли Господа или воды Иордана? Священник Бога Всевышнего – или тот человек из пустыни? Прочь отсюда, неверные богохульники! Пусть допросят и судят их по нашим священным законам!».

Затем тотчас были приняты меры, чтобы народ, ходивший слушать проповеди Иоанна, не освободил арестованных священников, для чего Каиафа немедленно послал за римской стражей.

Из этого сообщения, дорогой батюшка, ты можешь себе представить, какое возбуждение умов вызвано проповедью нового пророка во всех классах общества. Беднейшие из народа защищают его, а богатые и правящие классы, как священники и знатнейшие люди, – все против него, за исключением нескольких лучших и умнейших людей. К этому благородному меньшинству принадлежит и рабби Амос, который все свободное от служения в храме время посвящает справкам в Писаниях; и каждое пророчество, какое он читает, убеждает его все более и более, что день пришествия Мессии наступает и что пророк Иорданский есть, без сомнения, тот самый посланник, посланный Богом «в духе и силе Илии», чтобы приготовить перед Ним путь.

Гвидо Рени (1575-1642), итальянский мастер болонского академизма. 1630-1635. «Соломия с головой Иоанна Крестителя»

Каждый вечер собираются к нам в дом еврейские старейшины – от двенадцати до восемнадцати человек – и сидят нередко до полночи в горячих спорах об этих важных вопросах. Некоторые из слушавших пророка склонны ставить его высоко, как бы по праву, истекающему из признания его предшественником Мессии. Между такими я знаю Стефана: отец его был первосвященником, и сам он известный законник и ученый; и, однако, он сам даже не слышал пророка Иоанна; и все же он открыто признал вчера ночью, что после самых тщательных исследований всех пророчеств он пришел к твердому заключению, что срок исполнения пророчеств настал и что он со своей стороны готов приветствовать Иорданского пророка как истинного предтечу и вестника Мессии. Двое или трое из собравшегося общества с ним согласны, прочие же сомневаются и предостерегают остальных, чтобы не спешили, ибо успеют еще поверить в Мессию, когда Он Сам действительно явится.

Таково теперь настроение в Иерусалиме. А если Мессия явится, то возбудится еще большее смятение, ибо представления о Нем самые противоположные. И не диво ли это, как подумаешь, что столько толков и волнений в целом народе возбуждено одним человеком – живущим в пустыне, бедным, неизвестным дотоле! Конечно, эта власть его над умами исходит от Бога.

Ты спрашиваешь, батюшка, «не творит ли он чудес». Ты говоришь: «Покажи мне чудо, и я поверю, ибо в этом единственное доказательство божественности его миссии». То же самое я слышу постоянно от книжников, фарисеев и священников.

Нет, отец мой! Он не сотворил ни одного чуда, но сам он представляет собою явление сверхъестественное и чудо, ибо к нему в пустыню стекается ежедневно все больше и больше народа, потоками изливаясь из ворот всех городов иудейских, чтобы только дойти до него, видеть и слышать его и принять от него очищающее от грехов крещение.

На следующей неделе рабби Амос будет свободен от служения в храме и хочет съездить по своим делам в Гилгал, близ которого у него есть поле, засеянное пшеницею. Мария и я выразили желание ему сопутствовать, и он согласился взять нас с собою и не скрыл от нас, что хочет съездить к пророку в пустыню, так как место, где проповедует Иоанн, находится всего в двух часах езды от Гилгала. Ты, конечно, не одобряешь этого намерения, дорогой батюшка, ты недоволен. Но если допустить, что вера наших отцов боится лжеучений, то надо допустить, что она также боится и истины… И я, как дщерь Израиля, должна, значит, также бояться истины? Если пророк указывает, в чем заключается ложь, то я и пребуду в истине, а если он, сверх того, указывает, в чем истина, то я буду только в выигрыше. Знаю, ты скажешь: «Это рассуждение слабо, это женская логика!». Но я напомню тебе, что ты уже не раз говорил мне, что я – взрослая и достаточно одарена способностями, чтобы разбираться в вопросах даже большей важности, а потому я прошу твоего снисхождения к моему желанию – собственным умом и собственными ушами воспринять речи пророка для того, чтобы решить, должна ли я верить его предсказаниям или откинуть их, как бред мечтателя. Теперь одно ясно для меня: если Христос, возвещаемый Иоанном, есть истинный Сын Всевышнего и действительно явится в смирении и бедности, то неизбежно и то, что Он будет гоним и преследуем первосвященниками, и всеми богатыми, и людьми власти.