Ханут Сингх - Великий йогин Шри Шивабалайоги Махарадж. Жизнь, духовный путь, наставления по практике

Хотя божественное видение и принесло Парватхамме утешение, ее материнское сердце все еще тревожилось о благополучии Сатьяраджу, и поэтому она поначалу пыталась подкармливать его и ухаживать за ним. Однако Сатьяраджу отказался принять заботу матери, и дошло до того, что стал просить, чтобы она вообще не приходила. Это очень опечалило Парватхамму, но она вынуждена была смириться. На этом этапе заботиться о молодом йогине стал Гора Маллана, чей дом находился неподалеку от места, где сидел бала-йоги. Хотя Гора Малланой руководили самые добрые намерения, он совершенно не разбирался в духовных материях. Тут уместно будет вспомнить, что именно он пробудил Сатьяраджу из его изначального состояния самадхи, когда стукнул по лбу дубинкой, руководствуясь ложным предположением, будто юношей овладел злой дух. А теперь этот Гора Маллана припомнил, как кто-то когда-то рассказал ему, что риши древности, совершая тапас, черпали силу из одного только ваю (воздуха). Вот он и посоветовал Сатьяраджу поступить так же. Юноша согласился. Тогда Гора Маллана стал постепенно сокращать количество молока и фруктов, которые употреблял Сатьяраджу. В конце концов Гора вообще перестал приносить ему пищу – отныне Сатьяраджу совсем не ел. Когда Парватхамма услышала об этом, она очень обеспокоилась, взяла немного молока, отправилась к сыну и стала уговаривать его выпить. Тронутый мольбами матери, Сатьяраджу выпил принесенное ею молоко. Это очень рассердило Гору Маллану, который принялся его распекать: «А если я мяса принесу, ты его тоже съешь?» Бала-йоги посмотрел на него спокойно, а потом мягко ответил: «Да. Если ты поднесешь мне его с чувством бхакти (любви), то съем». Гора Маллана, однако, не успокоился и рассержено потопал домой, бросив на прощание, что больше он не желает иметь с этим йогином ничего общего. С того дня он не только перестал оказывать те маленькие услуги, которые прежде оказывал йогину, но стал активно осмеивать его.

Странный, но непреложный факт: когда искатель вступает на духовный путь, он неизменно встречает немало очернителей, которые ставят ему палки в колеса. Это случилось и с Сатьяраджу. Хотя приходящие к нему люди в большинстве своем признавали в юноше бала-йоги и относились к нему с почтением, были и такие, кому не удавалось разглядеть свет этого человека. Движимые завистью, а возможно и просто злобой, они подвергали погруженного в самадхи юного йогина всевозможным издевательствам, особенно когда рядом не было никого, кто мог бы пресечь безобразие. Когда от Сатьяраджу в раздражении ушел Гора Маллана, о юноше стала заботиться его мать, Парватхамма. Между тем она не могла находиться рядом постоянно, и стоило ей отправиться домой, как к нему пробирался кто-нибудь из мальчишек, которые издавна боялись и ненавидели Сатьяраджу, но прежде не решались открыто выказывать свое враждебное к нему отношение, а теперь получили возможность измываться над ним в свое удовольствие. Однажды какой-то особенно злонамеренный тип пропитал тряпку керосином, поджег ее и швырнул в сидящего в самадхи бала-йоги. Поскольку Сатьяраджу в тот момент был полностью отрешен от тела, он даже и не заметил ничего, а поэтому горящая тряпка оставила сильные ожоги на его руках и ногах. Но бала-йоги продолжил свой тапас, не обращая внимания на мучительную боль от ожогов. Когда весть об этом происшествии разошлась по деревне, один добрый старик приготовил лечебную мазь. Он ежедневно навещал йогина и обрабатывал ожоги мазью, пока йогин невозмутимо сидел в состоянии самадхи, после чего спокойно возвращался домой. Благодаря заботам этого доброго старика ожоги постепенно зажили, однако шрамы на теле йогина остались до конца его жизни.

Хотя большинство людей к этому времени уже поверили, что Сатьяраджу действительно погрузился в тапас, оставались, как водится, и скептики, которые вообще насмехались над этой формой подвижничества как таковой. В числе таких людей был мужчина по имени Дора Вирараджу, живший в Адиварапупете. Дора Вирараджу поставил себе за цель разоблачить бала-йоги, и с этой целью он заручился поддержкой своего приятеля, Чинты Суранны, пандита-аюрведиста родом из Сомешвары, что близ Рамчандрапурама. Однажды вечером эти двое пришли туда, где под пандалом из листьев пальмировой пальмы сидел бала-йоги, якобы для того, чтобы получить его даршан , и дождались, пока остальные посетители разойдутся. Как только они остались с бала-йоги наедине, Чинта Суранна, желая проверить интенсивность самадхи йогина, расплел ноги Сатьяраджу, чтобы нарушить падмасану. Ему удалось расплести ноги, но потом они так и застыли в том положении, в каком он их оставил. Затем он попытался вывести йога из состояния самадхи, разомкнув веки на одном его глазу своими пальцами. Веки на этом глазу тоже так и остались полуоткрытыми, но состояние йогического самадхи прервать не удалось. Поскольку Суранна кое-что смыслил в таких вещах, он теперь убедился, что самадхи юноши подлинное, так что ему стало неловко от собственных действий. Тогда он попытался сомкнуть полуразомкнутые веки юноши и сложить его ноги обратно в падмасану, но ничего из этого не вышло, несмотря на долгие усилия. Наконец, когда йогин все же вышел из состояния самадхи, Суранна упал к его ногам и стал молить о прощении за то, что сделал. Бала-йоги улыбнулся и легко простил этого человека. На следующее утро Суранна посетил Парватхамму. Он сказал женщине, что ее сын – махатма, и просил ее заботиться о нем как подобает.

Бала-йоги терпел издевательства в течение двух месяцев. Он не допустил, чтобы эти досадные события прервали его тапас, однако они, в конце концов, стали нарушать покой его ума. Он то и дело воздерживался от погружения в самадхи, чтобы мучители не воспользовались его бессознательным состоянием и не подвергли его новым издевательствам. В таких случаях, когда Сатьяраджу пребывал в состоянии глубокой дхьяны, но не самадхи, ему нередко удавалось поймать людей, которые намеревались побить его, ошибочно полагая, что он погружен глубоко в самадхи. Испуганные злодеи в таких случаях молили о прощении, и юноша их отпускал. Как бы там ни было, но ему, наконец, все это стало невмоготу, и он решил перебраться в какое-нибудь такое место, где можно осуществлять тапас без помех. Перебирая в уме места, где он мог бы спокойно погрузиться в себя, Сатьяраджу вспомнил, что слышал об ашраме в Пасалапуди, деревне приблизительно в восьми километрах от Адиварапупеты. Говорили, что там живет некий садху, погрузившийся в тапас. В надежде, что в этом ашраме он найдет то, что ему нужно, юноша одним октябрьским вечером, в десять часов, отправился в Пасалапуди. Это случилось менее чем через два месяца после того, как начался его тапас. Сатьяраджу отыскал этот ашрам, но едва он вошел, как садху, находившийся внутри, стал издавать странные звуки. По-видимому, садху подумал, что в ашрам хочет тайком проникнуть какой-то юный бродяжка, и попытался так отпугнуть его. Бала-йоги же, со своей стороны, предположил, что садху издает эти звуки потому, что не хочет, чтобы его беспокоили, а поэтому Сатьяраджу покинул помещение и уселся снаружи. Так получилось, что именно в эти дни по деревням в той местности шастали коммунистические бандформирования, терроризируя сельских жителей. Чтобы защитить себя, жители деревень собирали дозоры из вооруженных мужчин, которые патрулировали окрестности, задерживая всяких подозрительных типов, шатающихся поблизости. Один из таких дозоров, проходя мимо ашрама, заметил снаружи этого юношу – явно не местного. Они окружили Сатьяраджу и принялись его допрашивать. Бала-йоги пребывал в таком состоянии сознания, что не вполне понимал, что происходит, и уж точно не мог связно отвечать на вопросы. Странное поведение юноши вызвало подозрение у деревенской стражи, и ситуация уже едва было не начала развиваться как-то совсем некрасиво. Но, к счастью, в какой-то момент один из мужчин признал в юноше бала-йоги из Адиварапупеты. Когда дозорные узнали, что бала-йоги приехал в Пасалапуди, чтобы остановиться в ашраме, они позвали управляющего ашрамом и провели бала-йоги внутрь. Разместив молодого йогина, управляющий спросил его, какую садхану тот практикует. Бала-йоги не мог дать вразумительного ответа, поскольку изначально он погрузился в самадхи спонтанно. Поэтому он просто ответил: