Фоско Марайни - Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи

Она повернулась ко мне, ожидая подтверждения. Я поднялся и взял дочку за руку. Я хотел уйти, и мы ушли. Я не хотел, чтобы она увидела остатки стрекозы между лапами богомола, хотя я уверен, что это не потревожило бы ее невинной и по-прежнему антропоморфной веры.

«Да, милая, – ответил я ей. – Бог очень добрый».

Кроме того, достаточно даже коротко взглянуть на то, что творится на дне моря, чтобы тебя поразила свирепость разнообразных морских видов жизни. Мурена, лежащая в засаде среди камней, поджидая ничего не подозревающего сарга или морского карася, – это незабываемое зрелище. Кто не испытывал страха при виде осьминога, скользящего между камнями, готовясь схватить добычу своими щупальцами? Кто не видел раненую рыбу, на которую набрасываются ее невредимые спутники? С виду подводный мир мечтательного голубого цвета со сказочными отсветами и дрожащими, изящно оттененными бликами. В реальности же это яма, где никогда не прекращается борьба, где тишина царит только потому, что боль там не сопровождается криками и стонами.

Можно возразить, что человек – исключение в природе, что он должен создавать новый порядок событий, более благородную и возвышенную реальность. Да, но сначала давайте наведем порядок в собственном доме, прекратим войну и улучшим социальные условия, чтобы больше не было взрывов низких и яростных инстинктов; после этого будет время подумать о животных. В теперешнем состоянии цивилизации единственное, что мы можем сделать для наших меньших братьев, – это избавить их от ненужного страдания. Я должен с грустью отметить, что, несмотря на высокие идеалы, провозглашаемые в буддистских странах, животные там страдают не меньше наших. В каком-то смысле они страдают даже больше. Хотя, с одной стороны, находятся бесчисленные предлоги, чтобы оправдать мясоедение, с другой стороны, никто не будет рисковать и брать на душу «грех» убийства старого или больного животного. Как следствие, ты встречаешь животных в виде живых скелетов, душераздирающее зрелище. Их не убивают, но ими пренебрегают. Это касается не только Тибета, но и в меньшей степени Японии.

В полдень я сидел на поле у каких-то огромных елей возле Киримце и ел чапати с маслом (индийские лепешки). Высоко в небе рядом с солнцем летало несколько ворон. Они то выделялись черным на фоне белых облаков, то исчезали в голубизне неба. Потом они приблизились. Они летели ниже, кружась, следуя друг за другом, задевая верхушки деревьев; их сиплые голоса не могли скрыть, что это выражение счастья. Какой завидной мне показалась их свобода от бремени веса, их свобода в воздухе!

Вдруг из ниоткуда появился орел и стал кружить над моей головой. Наверное, он что-то заметил среди деревьев. Он использовал ветер, чтобы оставаться в воздухе, только изредка взмахивая крыльями, и кружил торжественной, медленной спиралью. Потом он спикировал чуть ли не к земле, коснулся верхушек деревьев, внезапно изменил направление, задержался в полете и начал все по новой. Я увидел его голову и крючковатый клюв, который поворачивался из стороны в сторону плавными, решительными и гордыми движениями, и я услышал, как шелестит ветер в его крыльях. Вороны продолжали полет, не боясь его. Пока они были в небе одни, они казались квинтэссенцией изящества и легкости, но теперь по сравнению с орлом они выглядели тяжелыми и неуклюжими. У вороны большое тело и маленькие крылья; крылья орла по сравнению с его телом огромны. Вороне приходится сильно махать крыльями, чтобы набрать высоту, и она летит по воздуху с трудом, монотонно и скучно. Полет орла – воплощенный разум, изящество, подвижность и мощь. Он использует ветер, чтобы набрать высоту, совсем не двигая крыльями, а спускаясь, проявляет мастерство управления полетом в пространстве.

Было уже поздно, и мне пришлось вернуться в Ятунг. Вскоре после начала пути у меня случилась странная встреча. Крестьяне бросили мертвого мула посреди камней. Около дюжины больших белесых хищных птиц, настолько занятых едой, что даже не заметили меня, толпились на нем, вокруг него и даже внутри. Они дрались и отталкивали друг друга и все время кричали. Их движения и голоса были кошмарно человеческими. Самая умелая или самая удачливая птица умудрилась забраться прямо в живот бедного мула и яростно тюкала его своим клювом, чтобы отделить последние остатки брюшной полости и кишок. Вся туша тряслась и качалась, как будто у нее была своя жуткая посмертная жизнь. Наконец птицы, оставшиеся снаружи, сумели вытолкнуть птицу, забравшуюся внутрь, которая вылезла вся заляпанная кровью и с большим куском кишки, свисающим из клюва. Последовала жуткая битва, потому что остальные птицы попытались выхватить кишку. Они клевали друг друга, яростно каркали и свирепо били крыльями. Вонь от туши добралась до места, где я стоял. Две ближайшие птицы смогли забраться в брюхо мертвого мула, где произошла еще одна битва. Туша, которая неуверенно балансировала на склоне, так затряслась, что в конце концов перевернулась и упала. Оба хищника, бывшие внутри, вылезли в ужасе, пронзительно крича, измазанные кровью и обрывками разлагающейся плоти. Остальные отпрянули, но потом все снова набросились на тушу.

Прошло некоторое время. Одна из птиц, как видно, насытилась. Она казалась удовлетворенной и вышла из борьбы. Она была такой тяжелой, что, поднимаясь в воздух, напомнила мне авиалайнер, нагруженный пассажирами. Она взяла большой разбег с холма, чтобы набрать скорость, прежде чем раскрыта крылья. Когда она была в воздухе, она летела по медленной кривой, медленно набрала высоту и исчезла, как архангел, в эмпиреях среди облаков и солнечных лучей.

Пришло время уезжать из Ятунга, и сегодня день нашего отъезда. Приехали носильщики и взяли свою ношу. Многие знакомые вышли попрощаться. Куцаб прислал нам большую буханку и несколько бутылок арака из Чумби, и Мингьюр пришел с белым шелковым поясом.

Из Киримце прибежал человек.

– Лама Нгаванг послал вам подарок, – сказал он мне, передавая сверток.

Я открыл его. Это был портрет ламы, которым я так часто восхищался в монастыре и тщетно пытался его купить. У меня в глазах стояли слезы, когда я укладывал его среди своих вещей. Я всегда буду хранить его в память о старом ламе Нгаванге, прямом, несгибаемом, великодушном и справедливом человеке. Что значит вера, в которой ты рождаешься? Цивилизации предоставляют нам картины вселенной, так же как учат нас есть определенную еду, одеваться определенным образом, иметь определенные идеалы, когда мы ухаживаем за женщинами. Но в конечном итоге единственное, что имеет высшее значение, – это сердце и характер.