Йен Макдональд - Бразилья

– Дорогая… – окликнул ее Витор.

Хороший костюм. Хорошие каблуки, уверенные каблуки – прямо-таки видно, как они цокают по тротуару, и до нее уже двадцать, девятнадцать, восемнадцать человек. «Она ходит как я. Она – это я». Поворот налево. «Куда ты? От моей квартиры до твоего дома можно дойти пешком? Ты жила тут много лет, а я и не знала, наши пути и жизни находились совсем рядом друг с другом. Две Марселины?» Пятнадцать, четырнадцать человек.

Марселина протискивалась сквозь толпу гуляющих людей с детскими колясками, собачников и просто пешеходов. Она уже видела ее. Немного крупнее? Руки чуть шире, ногти неухоженные. Десять, девять, восемь человек. «Я уже прямо за тобой, если ты обернешься, то увидишь меня. Меня». Марселина поняла, что не боится. Страха нет. Это игра, ожог, автомобиль, угнанный на Руа Сакопан, картинки, которые сходятся воедино на монтаже, питчинг, когда они ловят идею, видят ее, когда она разворачивается перед ними, то мгновение, когда замысел воплощается в программу.

«Я прямо позади тебя».

Марселина протянула руку и дотронулась до плеча своего двойника.

– Простите.

Женщина обернулась. Марселина отпрянула. Нет, это не близнец. Сестру можно было бы узнать по различиям, несовершенству, еле заметным вариациям в ДНК. Но перед Марселиной стояла она сама, до последней родинки, до волосинки, до крошечного шрамика над верхней губой, до морщинок вокруг глаз.

– Ах, – сказала Марселина.. – Ох.

Она услышала лезвие раньше, чем увидела его – вопль энергии, арку синего света. Малисия сработала: ничего толком не сообразив, Марселина отпрянула и припала к земле, присев в «негачива ангола» [201] Негачива с опорой на обе руки, при этом тело находится близко к земле. . Лезвие просвистело над ее лицом. Визг, крики. Люди бросились врассыпную. Машины останавливались и сигналили.

Марселина перекатилась из защитной стойки, взмахнув ногой. Снова выпад лезвием. Она выполнила добраду, а потом колесо, готовясь нанести критический удар. И тут чьи-то руки схватили ее за брюки и лодыжки и оттащили прочь. Лезвие, казалось, рассекло воздух, вывеска ресторана развалилась на две половинки. Двойник развернулся и побежал.

Марселина вырывалась, но руки держали ее.

– Отпусти, – приказал мужской голос. – Это больше тебя. Отпусти.

Вот теперь она совершенно сошла с ума, поскольку голос, руки и лицо принадлежали местре Жинга.

2—10 февраля 2033 года

Мистер Персик от нее в восторге.

– Это первый интеллектуально стимулирующий разговор за многие месяцы, – говорит он Эдсону, оставшись с ним наедине за завтраком, пока Фиа в душе. Она любит душ, и звуки того, как она весело плещется в воде, разносятся во все стороны по прохладным коридорам фазенды, выложенным плиткой.

– Бог с ним, – говорит Эдсон. – Все элементы механизма спрятаны?

Мистер Персик поднимает большой и старый железный ключ. Фиа выходит, вытирая концы волос полотенцем. Она знает мистера Персика как Карлиньуса, считает его дальним родственником из огромной семьи Эдсона, члены которой разбросаны по всему городу, словно звезды одного созвездия. Мистер Персик и Фиа вновь начинают беседовать о науке.

Эдсон ненавидит эти разговоры. Он бренчит алюминиевыми приборами на кухне, пока они спорят о теории квантовой информации.

Вот что в итоге Эдсону удалось понять: Фиа была частью исследовательской группы, которая использовала главный квантовый компьютер в университете Сан-Паулу для изучения мультиверсного экономического моделирования, связывая множество кубитов – это, насколько понимает Эдсон, какой-то термин – в таком количестве вселенных, что система обладала примерно тем же числом элементов, что и реальная экономика. Но, как говорит мистер Персик, если сложность модели и того, что она моделирует, одинакова, то разве есть между ними какая-то значимая разница? В мире Фии, похоже, технология свернула на иную дорогу где-то в конце десятых – начале двадцатых. Пока вселенная Эдсона решала проблемы процессоров и микросхем, которые уменьшились настолько, что ключевыми элементами в них стали квантовые эффекты, родной дом Фии научился использовать в качестве процессоров белки и вирусы. Полуживые компьютеры, которые можно было вытатуировать прямо на заднице в противовес крутым айшэдам и постоянной необходимости разрабатывать все более сложные защитные коды для удовлетворения всеведущего города, страдающего паранойей. Но люди Фии убили свой мир. Не смогли избавиться от пристрастия к нефти, и это сожгло их леса, а небо превратило в жаркую серость без солнца.

Они снова говорили о суперпозициях. Это когда отдельный атом находится в двух противоположных состояниях одновременно. Но физический объект не может быть двумя вещами сразу. А значит, вы измеряете атом и его точное соответствие в другой вселенной. Наибольшая вероятность того, что они оба окажутся в состоянии суперпозиции, возникает при условии, если каждый из них будет находиться в квантовом компьютере своей вселенной. Поэтому в определенном смысле (вот тут у Эдсона, такое ощущение, начинал чесаться мозг где-то в районе затылка) существует не великое множество квантовых компьютеров в миллионе вселенных, а всего один, тянущийся через все миры. Именно это доказала экономическая модель Фии – то, что они назвали мультиверсным квантовым компьютером. Затем Фиа создала квантовую модель самой себя и обнаружила, что это не просто изображение, а самый настоящий шторм, о котором говорил мистер Персик, дувший между мирами, окошко ко всем остальным версиям Фии, с которыми оно было связано. Фантомы Кисиды, которых Эдсон видел в мастерской «Полуфабрикатов для вашего стола», были ее двойниками из других миров, завороженными квантовой спутанностью.

Эдсон с грохотом ставит чайник и чашки.

– Карлиньус, мне нужно взять твою машину.

Он собирается по магазинам. Выезжает на улицы большого грязного города, положив руки на руль и нацепив одну из множества личностей, которые раскиданы по всему северо-западному Сампа. Айшэды показывают полицейские карты. Эдсон чувствует, как возвращается его «моджо» [202] Изначально слово означало «амулет», после фильма про Остина Пауэрса стало популярно другое его значение – «жизненная сила». . Осторожно. Самоуверенность проста и опасна. Для подобной операции он обычно выбирал себе алиби, но это небезопасно после того, что случилось с беднягой Наликом. Сесмариа, может, и вышли из игры, но есть и другие уроды: Орден, кто бы они ни были, а еще копы, всегда копы. Нет, маландру неведомо такое понятие, как излишняя осторожность. Он выбирает дороги, на которых нет камер, и маленькие улочки до торгового центра. Среди полок и вешалок настоящее блаженство. Как приятно покупать, но он не осмеливается использовать дебетовый счет. Если магазин не дает скидку за наличку – а некоторые вообще не принимают банкноты – он уходит в следующий.