Аластер Рейнольдс - Обреченный мир

– Я должен был быть там, с ними, – проговорил Аграф.

– Ты ничем бы им не помог, – заявила Куртана. – Пусть при обстреле используют эллипс рассеивания [12] Эллипс рассеивания – условная замкнутая кривая, описанная вокруг точек падения снарядов, выпущенных из одного орудия; учитывая его, можно повысить эффективность обстрела. , но так, чтобы самим не пострадать.

– Третья волна шаров поднимается под нами, – доложил оператор перископа. – Четыре шара, в каждой гондоле по шесть бандитов.

– Сколько линий нам осталось пролететь? – спросила Куртана.

– После этой три, может, четыре, в зависимости от того, сколько у них ложных позиций.

Если прежде пулеметы били короткими очередями, просто огрызались, чтобы не остывали стволы, то сейчас палили почти без остановки. Кильон слышал их, чувствовал всем телом, но мог лишь надеяться, что они стреляют, куда нужно. Ветер сносил остатки второй волны шаров к корме «Репейницы», и с мостика на гондоле они почти не просматривались. Спаркам вторило натужное пыхтение дальнобойных пушек, нацеленных на позиции черепов. Снаряды вспахивали землю перед кораблем, оставляли на ней страшные кратеры, но по их хаотичности было ясно: на точность поражения рассчитывать нечего. Куртана могла надеяться лишь на случайные попадания и на то, что ими получится деморализовать черепов. Если черепов, в принципе, возможно деморализовать.

Лишь во время пауз, когда перезаряжались пулеметы, а пушки молчали, Кильон чувствовал, как притих корабль. «Репейница» теперь летела на одном двигателе, да и у того число оборотов уменьшили. Поверхность земли по-прежнему мелькала перед глазами – корабль летел быстро, но в основном благодаря попутному ветру. Реши Куртана развернуться, у нее не получилось бы, «Репейницу» все равно несло бы к Клинку.

– Вторая волна сбита, – сообщил Аграф, доложив ситуацию за кормой гондолы, ведь поднимающиеся шары в перископ уже не просматривались. – Попадания точные – сбиты и шары, и гондолы с черепами.

– А третья волна?

– Возможно попадание в одну из гондол. Но все четыре шара набирают высоту.

– Как, черт подери, можно не попасть в баллонет, но поразить гондолу?! – Куртана наконец выплеснула раздражение.

– Вдруг это случайный залп с земли? – предположил Аграф.

– Поднимается четвертая волна, – доложил оператор перископа. – Четыре шара, загрузка обычная.

Кильон прислушивался к единственному уцелевшему двигателю, поэтому его предсмертный хрип расслышал четко. На этот раз Аграф и доложить не потрудился – лишь обменялся с Куртаной многозначительными взглядами. Оба понимали: корабль отдал им все, что мог. Теперь в перерывах меж залпами воцарялась жутковатая, волшебная тишина. Слышно было даже, как ветер заставляет гондолу скрипеть и воинственно барабанит по оболочке. «Репейница» с первого своего полета сражалась с воздушной стихией, а сейчас превратилась в ее безвольную рабыню.

– Поддерживаю нисходящую глиссаду, – объявила Куртана, выпустив наконец из рук штурвал. Теперь она могла управлять «Репейницей» не лучше, чем листом, плывущим по реке. – До моего особого распоряжения каждые двадцать секунд сбрасывать по одному мешку балласта. Газовщикам приготовиться дренажировать по моему приказу.

Загудели дальнобойные пушки, но при втором залпе что-то пошло катастрофически не так. Отдача получилась сильнее обычного, звук – резче, пронзительнее.

– Фугас застрял в стволе! – крикнул Аграф.

Куртана сделала глубокий вдох, чтобы выругаться или закричать, но так и застыла с разинутым ртом. Секунда тянулась за секундой, Кильон оглянулся по сторонам, но увидел только, как безотчетный страх, на секунду сковавший лица, медленно сменяется злостью и раздражением.

– Мы целы, – чуть слышно пролепетала Куртана. – Разорвись фугас…

– Из другой пушки стрелять нельзя, вдруг фугас разорвется в казеннике, – предупредил Аграф.

– Ты прав, прекратить стрельбу. – Куртана хлопнула ладонью по пульту. – Черт, пушки были очень нам нужны! Эх, дульнозарядную бы сюда!

– Что случилось? – спросил Кильон.

– Фугас застрял, – пояснил Аграф. – Слишком плотно сидел в стволе. Иначе нельзя, снизится давление газов, и нарезка не придаст снаряду нужное вращение. Беда в том, что фугас сидел чуть плотнее нужного. Зазоров не осталось, снаряд заклинило – вероятно, даже приварило к стволу.

– Так он разорвется?

– Разорвался бы, если бы собирался. Только новым выстрелом рисковать нельзя. Порой фугасы детонируют.

– Риск присутствовал всегда, – парировала Куртана. – Я лишь надеялась вовремя почувствовать, что стрелять больше нельзя.

– Сбиты два шара из второй волны, – доложил Аграф. – Два еще поднимаются. Сбит один шар из четвертой волны, три поднимаются.

– Пятая волна шаров оторвалась от земли и набирает высоту, – сообщил оператор перископа.

– Четыре шара, – проговорила Куртана. – Так, теперь ясно. – Она схватила трубку переговорного устройства. – Эй, как дела у демонтажников? Двигатели нужно отодрать и каждые тридцать секунд швырять за борт!

– Вы демонтируете двигатели? – удивился Кильон.

– Толку от них ни хрена, доктор! Они теперь мертвый груз, мешают нам плавно снижаться. А так, если повезет, парочку черепов раздавят, пока к земле летят.

– Положительный настрой всегда полезен, – отметил Кильон.

Авиаторы взялись за работу на концах балок. Неотличимые друг от друга в своих тяжелых куртках, защитных очках и масках, они орудовали гигантскими гаечными ключами и ножницами, разбирая двигатели. Вне сомнений, и конструкция, и крепление двигателей предусматривали демонтаж и максимально облегчали его с учетом сложных систем управления и подачи топлива. Заниматься демонтажем в разгар боя казалось Кильону опаснейшим делом. Хорошо хоть им не приходилось сражаться с ветром. Тем не менее храбрость авиаторов поразила Кильона. Они любили своего капитана и ради нее были готовы на все.

К счастью, пулеметы не подводили. Теперь они звучали куда громче, а когда замолкали, вдали слышался гул артиллерии черепов и уцелевших пушек «Киновари» и «Хохлатки ольховой». Черепа обладали преимуществом – могли стрелять с земли из тяжелых орудий. Впрочем, «Репейница» летела слишком высоко, вражеским снарядам ее не достать, и, если Куртана не собьется с курса, корабль под обстрел не попадет. Кильон решил, что палят черепа для острастки: пусть ройщики уяснят, кто контролирует здесь землю и небо.

– Шар сбит, – объявил Аграф. – От третьей волны остался лишь один.

– На один больше, чем хотелось бы мне, – отозвалась Куртана.

– Сейчас шар вровень с нами. Боковые и надфюзеляжные пулеметы уже должны его цеплять, – сказал Аграф.