Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам

По словам Люцерны, Зеб был поражен любовным безумием – непреодолимым и неумолимым желанием обладать ею. У него едва глаза не выскочили от похоти, когда он увидел ее в розовом пеньюаре в «НоваТы», где в должности садовника сажал люмирозы. И они слились в страстном безумном объятии сразу же, там же, на влажной от ночной росы траве. Тоби много раз выслушивала эту историю от самой Люцерны, еще у вертоградарей, и с каждым разом проникалась все большим отвращением. Если она сейчас перегнется через перила и сплюнет, то, возможно, попадет на то самое место, где Зеб и Люцерна впервые катались по травке. Или рядом.

– Угу, – подтверждает Зеб. – Про Люцерну. Она появилась в моей жизни как раз в этот момент. Если хочешь, я ее пропущу.

– Нет, – говорит Тоби. – Я никогда не слышала твоей версии событий. Но Люцерна рассказывала мне про лепестки люмироз. Которые ты рассыпал по ее трепещущему телу и все такое.

Тоби старается, чтобы в голосе не звучала зависть, но это очень трудно. Вот по ее собственному трепещущему телу кто-нибудь когда-нибудь рассыпал лепестки? Или хоть думал об этом? Нет. У нее и характер для этого неподходящий. Она бы все испортила, завопив: «Что ты делаешь с этими дурацкими лепестками?» Или засмеялась бы, а это вообще конец всему. Сейчас лучше заткнуться и не комментировать, иначе Зеб ей ничего не расскажет.

– М-м-м… да, у меня от природы талант к рассыпанию лепестков, я же работал помощником мага. Это прекрасный отвод глаз. Но в том, что она рассказала, наверняка была большая доля правды.

Однако впервые Зеб и Люцерна увидели друг друга отнюдь не в «НоваТы». Это было в женском туалете, который Зеб предположительно убирал, точнее, который он в тот момент действительно убирал и в ходе уборки заглянул в железный ящик в поисках косточек, персиковых или же финиковых. Косточек там не оказалось – Пилар еще не успела сравнить ДНК Зеба с ДНК преподобного, так что Зеб как раз выходил из второй кабинки слева с пустыми руками. И кто же в этот момент вошел в туалет? Кто как не Люцерна!

– Посреди ночи? – уточняет Тоби.

– Именно. «Что она тут делает?» – спросил я себя. Либо она робингуд вроде меня, только хреновый, раз попалась в том месте, где ей не полагалось находиться. Либо у нее интрижка с каким-нибудь топ-менеджером, который дал ей ключ от здания, чтобы покувыркаться с ней на ковре в офисе, пока сам менеджер якобы работает допоздна, а она якобы потеет в спортзале. Хотя даже для этого время было уже позднее.

– Или то и другое, – добавляет Тоби. – Интрижка и робингудствование.

– Угу. Это удачное сочетание: каждое служит прикрытием для другого. «О нет, я не воровала информацию, я только бегала налево от мужа». «О нет, я тебе не изменяю, я просто воровала информацию». Но, конечно, имел место первый вариант. Ошибиться было трудно.

Увидев Зеба, выходящего из кабинки в защитных перчатках и респираторе, – он был похож на инопланетянина – Люцерна тихо вскрикнула. Зеб был уверен, что она вскрикивает отнюдь не впервые за эту ночь: она вся раскраснелась, запыхалась и слегка растрепалась. Или расстегнулась. Любитель красного словца сказал бы, что у нее одежда в живописном беспорядке. Излишне говорить, что в этот момент она была очень привлекательна.

О, конечно, излишне говорить, думает Тоби.

«Что вы делаете в дамском туалете?» – обвиняюще спросила Люцерна. Главное правило: если тебя поймали на горячем, обвиняй первая. Она сказала «дамский» туалет, а не «женский». Тоже очень характерный штришок.

– Штришок чего?

– Ее характера. У нее был комплекс богини – она желала стоять на пьедестале. Дамы располагаются на ступеньку выше женщин.

Зеб сдвинул респиратор на лоб и стал похож на носорога с отпиленным рогом. «Я дезинфектор первого ранга, – произнес он внушительно и напыщенно. При виде красивой женщины, которая только что трахалась с другим, мужчина как-то бывает склонен к помпезности: ведь это удар по его самолюбию. – А вы что вообще делаете в этом здании?»

Встречное обвинение – это полезно. Он заметил у нее на пальце кольцо. Ага, подумал он. Львица в неволе. Ей нужен отдых от рутины.

«Мне нужно было закончить одну важную работу, – соврала Люцерна, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. – Мое присутствие здесь абсолютно легитимно. У меня есть ключ-пропуск».

Зеб мог бы обличить ее во вранье, но он проникся восхищением к женщине, которая смогла употребить слово «легитимный», находясь в таком шатком положении. Поэтому он не стал сдавать ее охранникам, что привело бы к проверке ее через мужа, неприятным последствиям для любовника и скорее всего – если подумать – к увольнению самого Зеба. И он решил не гнать волну. «А, понятно, извините», – пробормотал он с нужной долей смиренной угодливости.

«А теперь, если не возражаете, это дамский туалет, и мне хотелось бы тут уединиться, Горацио», – сказала она, словно облизав языком имя, которое прочитала у него на бейджике. И заглянула ему в глаза. Это была мольба: «Не выдавай меня», и одновременно – обещание: «Однажды я буду твоя». Конечно, она не собиралась это обещание выполнять.

Отлично разыграно, думал Зеб, удаляясь.

И поэтому, когда они с Люцерной встретились во второй раз – в первых лучах рассвета, она босая и едва прикрытая прозрачным розовым пеньюаром, он с фаллическим инструментом, лопатой, в одной руке и пылающим кустом люмироз в другой, на свежеудобренном газоне свежепостроенного салона «НоваТы» посреди Парка Наследия, – она его узнала. И вспомнила, что когда-то он носил имя Горацио, но теперь загадочным образом – если верить его бейджику садовника «НоваТы» – превратился в Аташа.

«Вы были в «Здравайзере», – произнесла она. – Но вас зва…»

И конечно, он был вынужден ее поцеловать – страстно и жарко. Потому что она не могла одновременно целоваться и говорить.

– Естественно, – говорит Тоби. – Но кого ты изображал? Что такое «Аташ»?

– Иранское имя, – объясняет Зеб. – Иммигрант в третьем поколении. Почему бы нет? Их очень много понаехало в конце двадцатого века. Это было безопасно при условии, что я не нарвусь на другого иранца, который вздумает сравнить родословные, откуда родом моя семья и все такое. Хотя у меня была легенда, я выучил ее наизусть на всякий случай. Удачная – в ней хватало исчезновений и зверств, чтобы объяснить любые несостыковки места и времени.

– Итак, Люцерна видит Аташа и подозревает, что он на самом деле Горацио, – говорит Тоби. – Или наоборот.

Ей хочется как можно скорее проскочить эту болезненную для нее часть; при некотором везении ей больше не придется слушать про жаркий безудержный секс и рассыпание лепестков, о котором неустанно твердила Люцерна.

– Да. И это было очень плохо, поскольку из «Здравайзера» мне пришлось срочно валить. В одном компьютере была охранная система – и я ее заметил слишком поздно. Она засекла, что в компьютер кто-то забрался. Я залогинился, сразу увидел капкан и понял, что произошло. Они начнут проверять, кто был в здании, когда сработала тревога, и это сразу укажет на меня. Я тут же зашел в чат Беззумных Аддамов и запросил экстренную помощь, и криптики связались с Адамом. У него был контакт, который сумел устроить меня садовником в «НоваТы», хотя мы оба понимали, что это временный вариант и что меня скоро нужно будет оттуда убрать.