Оливер Боуден - Assassin's Creed. Ренессанс

– Не отравляй нам воздух своим зловонным дыханием, – сказал кто-то из солдат. – Сегодня сдохнешь только ты, мешок с дерьмом. Ты один!

Эцио прятался в тени кирпичной колоннады, окаймлявшей другой док, где стояло еще несколько военных галеонов поменьше. Он напряженно думал о том, как ему спасти бравого кондотьера. Вокруг клетки стояло с десяток солдат; все – спиной к молодому человеку. Кроме них, поблизости не было никого. Доспехов солдаты не носили. Эцио проверил клинок, впрыскивающий яд. Убрать десятерых труда не составит. Но, кроме них, мимо клетки время от времени проходили караульные. Аудиторе засек время: караульные появлялись всякий раз, когда тень от стены удлинялась сантиметров на восемь. Однако этим сложности освобождения Бартоломео не исчерпывались. Надо убедить капитана затихнуть, пока Эцио освобождает его из клетки. Само освобождение должно быть быстрым. Молодой Аудиторе крепко задумался. Времени у него было очень мало.

– Что за мразь продает честь и достоинство за несколько кусков серебра? – громогласно вопрошал Бартоломео.

Но жажда начинала донимать и его, а железная воля не спасала от усталости.

– А ты-то сам кто? Скажешь, не наемник?

– В отличие от вас, я никогда не служил трусу и предателю! – возразил д’Альвиано, и его глаза вспыхнули. Стоявшие внизу смешались. – Думаете, я не знаю, почему вы запихнули меня в клетку? Или вы считаете, я не знаю, каков ваш начальничек Сильвио? Он здорово насобачился дергать вас за ниточки. А я сражался против изворотливого хитреца, который сам дергает Сильвио за ниточки. И начал я это, когда большинство из вас еще мамкину титьку сосали!

Эцио слушал с интересом. Какой-то солдат, схватив обломок кирпича, сердито швырнул в пленника. Кирпич ударился о прутья и раскололся, не причинив Бартоломео вреда.

– Ну давайте, сукины дети! – хрипло закричал им верзила. – Валяйте, дразните меня. Клянусь вам: едва я выберусь отсюда, я голыми руками поотрываю вам головы и запихну в ваши изнеженные задницы! А у остальных я поменяю их местами, хотя особой разницы никто не заметит, да, грубияны?

Это всерьез разозлило солдат. Если бы не приказ, они бы закололи Бартоломео пиками или сделали бы его своей мишенью. Удобно стрелять из лука по живой мишени, которая даже сопротивляться толком не может. Эцио успел заметить, что замок на дверце клетки был невелик. Клетка висела высоко, и это успокаивало солдат. Расчет тех, кто посадил туда Бартоломео, был прост: дневной зной и ночной холод в сочетании с нарастающей жаждой и голодом сломают его волю и сделают сговорчивее. Но, судя по глазам пленника, он был готов скорее умереть, чем сдаться.

Пришло время действовать. Вскоре здесь опять появятся караульные. Выдвинув лезвие ядовитого клинка, Эцио с быстротой и изяществом волка бросился вперед. За считаные секунды яд уложил пятерых. Остальные и опомниться не успели. С ними Аудиторе расправился мечом, нанося удары жестоко и беспощадно. Пики солдат отскакивали от его левого наруча. Бартоломео с выпученными глазами и разинутым ртом смотрел на эту расправу. Убив последнего солдата, молодой человек задрал голову и спросил:

– Прыгнуть оттуда сумеешь?

– Если откроешь дверцу, выпрыгну не хуже блохи.

Эцио схватил ближайшую пику. Наконечник был железным, а не стальным, и литым, а не кованым. Именно то, что надо. Зажав копье в левой руке, Аудиторе пригнулся и прыгнул. Правая рука уцепилась за прутья клетки.

Глаза Бартоломео округлились еще больше.

– Как у тебя получаются эти штучки? – спросил он.

– Упражняться надо, – ответил молодой человек, улыбаясь одними губами.

Он подсунул наконечник пики под накладку, на которой висел замок, и потянул древко на себя – почти сразу та отскочила вместе с замком. Эцио распахнул дверцу и с кошачьей легкостью спрыгнул на землю.

– Теперь прыгай ты, – приказал он Бартоломео. – И побыстрее.

– Кто ты? – спросил д’Альвиано.

– Прыгай, пока сюда караульных не набежало!

Заметно волнуясь, он подошел к дверце, замер и только потом прыгнул. Приземлился он шумно и тяжело, дыша от натуги ртом. Но когда Эцио протянул ему руку, помогая встать, Бартоломео ее оттолкнул.

– Сам встану, – пропыхтел он. – Просто я не приучен к трюкам циркачей.

– Кости не сломал?

– Иди ты! – заулыбался верзила. – Но спасибо за помощь.

К удивлению Эцио, спасенный заключил его в медвежьи объятия.

– И все-таки кто ты? Уж не архангел ли Гавриил, черт бы побрал его задницу?

– Меня зовут Эцио Аудиторе.

– Бартоломео д’Альвиани. Рад знакомству.

– У нас нет времени для обмена любезностями, – резко ответил Эцио. – Сам понимаешь.

– Знаешь, акробат, не надо учить меня моему ремеслу, – огрызнулся Бартоломео, все еще не веря, что свободен. – Но я перед тобой в долгу!

Эцио был прав: они уже потеряли немало времени. С парапетов заметили неладное и ударили в колокола. Из соседних зданий выбегали солдаты, торопясь к сухому доку.

– Смелее, молокососы! – громогласно зазывал их Бартоломео, размахивая кулачищами, в сравнении с которыми кулаки Данте Моро показались Эцио обычными молотками.

Теперь уже Аудиторе с восхищением смотрел, как д’Альвиано встречал подбегающих солдат, беря реванш за издевательства и унижения. Вдвоем они пробились к воротам и наконец выбрались наружу.

– Надо побыстрее сматываться отсюда! – крикнул Эцио.

– Разве ты не хочешь расшибить еще дюжину-другую этих пустых голов?

– Хочу, но не сейчас.

– Ты никак испугался?

– Нет. Я просто реально оцениваю соотношение сил. Наемников Сильвио раз в сто больше, чем нас.

Бартоломео задумался.

– А ты прав. Я же все-таки командир и должен думать как командир и не допускать, чтобы юнцы вроде тебя тыкали меня носом в очевидные вещи. – Он нахмурился и озабоченно вздохнул. – Я лишь надеюсь, что с моей малышкой Бьянкой ничего не случилось.

У Эцио не было времени спрашивать Бартоломео о его сердечных привязанностях или вообще думать о чем-то постороннем. Они кружили по улочкам, заметая следы и держа путь к логову д’Альвиано в Сан-Пьетро. Однако им пришлось сделать пару вынужденных остановок, чтобы бывший пленник Барбариго сообщил своим доверенным в Рива-Сан-Базио и Корте-Нуова о том, что снова на свободе, а потому все его солдаты, кто жив и не в плену, должны вновь собраться для перегруппировки сил.

В Сан-Пьетро они вошли вместе с сумерками. Бартоломео ждала горстка кондотьеров. Выбравшись из укрытий, те хоронили успевшие распухнуть на жаре тела своих товарищей и пытались навести хотя бы какое-то подобие порядка. Появление живого и невредимого капитана воодушевило их, однако сам д’Альвиано едва замечал происходящее вокруг. Он бегал по своему развороченному лагерю и горестно звал: