Урсула Ле Гуин - Обширней и медлительней империй (сборник)

Осден отложил инструменты и встал.

– Да с удовольствием! – взвизгнул он. – Ты же не способна даже вообразить, что значит постоянно подвергаться вместе с ним приступам его неосознанного страха, разделять его патологическую трусость, быть вынужденным вместе с ним трястись как овечий хвост от малейшего шороха!

– Ты что это, пытаешься оправдаться передо мной за свое свинское к нему отношение? Я-то думала, в тебе больше самоуважения… – Томико внезапно обнаружила, что ее трясет от ярости. – Если твои эмпатические способности действительно позволяют тебе разделять с Андером его фобии и осознавать всю глубину его несчастья, то почему же это не вызывает в тебе ни капли сочувствия?

– Сочувствие, – пробормотал Осден. – Сострадание. Да что ты можешь знать о сочувствии?

Томико удивленно воззрилась на него, но он продолжал стоять к ней спиной.

– Не позволишь ли мне вслух назвать своими именами те эмоции, что ты сейчас, в данную минуту, соизволила почувствовать по отношению ко мне? – через минуту вновь заговорил он. – Я могу определить их даже точнее, чем ты сама. Я уже наловчился мгновенно анализировать любые вибрации, как только они меня достигают. И я принял все твои эмоции по полной программе.

– А что ты, интересно, от меня ожидал еще? Думаешь, я буду вежливо сносить все твои выходки?

– Да какое значение имеют мои выходки, ты, тупая кретинка? Ты что, думаешь, что любой нормальный человек – это источник любви? Мне судьбой предоставлен выбор – быть либо ненавидимым, либо презираемым. Не будучи ни женщиной, ни трусом, я предпочитаю вызывать к себе ненависть.

– Чушь. Самозащита. У каждого человека…

– Но я не человек, – перебил ее Осден. – Это вы все – люди. А я сам по себе. Я один.

Потрясенная столь бездонным солипсизмом, Томико несколько минут не могла выдавить из себя ни слова; наконец она бросила без всякой жалости, как, впрочем, и без злобы:

– Ну так пойди и удавись!

– Тебе этот путь больше подходит, Хайто, – глумливо усмехнулся он. – Я не подвержен депрессиям, и потому для меня сеппуку не является лекарством от всех болезней. Есть еще предложения?

– Тогда уходи. Полностью отдели себя от нас. Забирай вертолет и отправляйся на сбор образцов. Лучше в лес. Харфекс лесами еще не занимался. Возьми под контроль любой гектар леса в пределах радиосвязи. На связь будешь выходить в восемь и двадцать четыре часа ежесуточно.

Осден вышел и с этой минуты в течение пяти дней напоминал о себе лишь лаконичными сообщениями по два раза в сутки. Атмосфера на базе резко изменилась к лучшему. Эсквана теперь бодрствовал по восемнадцать часов. Посвет Ту достала свою любимую лютню и теперь с утра до вечера распевала гимны (раньше Осден, которого от музыки корежило, запрещал ей это). Маннон, Харфекс, Дженни Чонг и Томико прекратили принимать транквилизаторы. Порлок что-то там продистиллировал в лаборатории и в одиночку продегустировал. Потом долго маялся похмельем. Аснанифоил вместе с Посвет Ту закатили всенощную нумерологическую эпифанию – мистическую оргию на языке высшей математики – верх блаженства для любой таукитянской религиозной души. Оллероо переспала со всеми мужчинами. Работа пошла семимильными шагами.

Но на шестой день райской жизни пришел конец. Специалист по точным наукам с выпученными глазами опрометью вылетел на поляну, на которой находилась центральная база, и, не тратя времени на обход по протоптанной тропинке, помчался напролом сквозь обступавшие лагерь стволы сочных трав.

– Там в лесу… что-то есть… – запыхавшись, выпалил он. Руки и усы его тряслись мелкой дрожью. – Что-то большое. Оно двигалось. Я оставил в том месте отметку и поспешил убраться. А оно шло за мной. Оно будто бы скользило по ветвям. И не отставало. Оно меня преследовало. – Он с ужасом оглядел сбежавшуюся команду.

– Сядь, Порлок. Успокойся. Приди в себя и попробуй проанализировать свои впечатления. Ты что-то видел…

– Не то чтобы видел. Это было какое-то движение. Направленное. Я… я н-не знаю, что это было… Но оно двигалось само… По деревьям… Ну, по этим древовидностям… Да плевать, как они называются, главное – оно бродило по ним. И на самой опушке.

– Некому на тебя здесь нападать, Порлок, – угрюмо проговорил Харфекс. – Здесь даже микробов нет. А больших животных нет и быть не может.

– А что, если это просто какая-то лоза упала с дерева у тебя за спиной или рухнул подгнивший ствол?

– Нет, – стоял на своем Порлок. – Оно направленно двигалось ко мне. И очень быстро. А когда я обернулся, отпрянуло в гущу веток и спряталось. И еще я слышал какой-то треск. Если это не животное… то один бог знает, что это может быть! Оно было большим. Примерно с человека. Вроде рыжеватое. Но толком я не видел и не могу с уверенностью это утверждать.

– Это был Осден. Не наигрался в Тарзана в детстве, – нервно хихикнула Дженни Чонг.

Томико не выдержала и прыснула, но Харфекс остался серьезным, как гробовщик.

– Бродить одному среди этих древовидных трав небезопасно для здоровья, – наконец тихо, напирая на каждое слово, заговорил он. – Я давно это заметил и потому отложил исследование леса на потом. Колыхание густо растущих ветвей этих пастельных оттенков (и особенно в сочетании с люминофорами) создает гипнотический эффект. А коробочки спор взрываются со столь равными интервалами, что это создает впечатление какой-то искусственности. Но я думал, что это действует так только на меня, и не хотел пока делиться своими субъективными впечатлениями. Однако, если кто-то подвержен гипнозу больше, чем я, это вполне могло вызвать у него галлюцинации…

Порлок яростно затряс головой и, облизнув сухие губы, упрямо возразил:

– Оно там было. Оно двигалось вполне целеустремленно. Оно пыталось напасть на меня со спины.

Когда в двадцать четыре часа Осден вышел на связь, Харфекс рассказал ему о случае с Порлоком.

– Не обнаружили ли вы, мистер Осден, хоть чего-нибудь, что могло бы подтвердить наличие в лесу движущейся, сознательной жизнеформы?

– С-с-с, – сардонически прошипело радио, а затем раздался резкий безапелляционный фальцет сенсора: – Нет. Чушь собачья.

– Вы пробыли в лесу дольше, чем мы все, вместе взятые, – с безупречной вежливостью продолжал Харфекс. – Не пришли ли вы к тем же выводам, что и я, а именно: что данные растительные формы способны своим монотонным колыханием вызвать гипнотический эффект и в конечном итоге привести к галлюцинациям наблюдателя?

– С-с-с! Я согласен, что Порлок имеет большие проблемы с головой. Заприте его лучше в лаборатории, где он меньше наломает дров. От меня еще что-то надо?

– Пока больше ничего, – буркнул Харфекс, и Осден тут же отключился.