Урсула Ле Гуин - Обширней и медлительней империй (сборник)

Когда «корабль-два» был спасен, всеобщее внимание вернулось к дискуссии.

– Хорошо, – сказала Лиди. – Мы знаем, что все, движущееся быстрее света, любой предмет, движущийся быстрее света, самим фактом такого движения переступает границы категории материального/нематериального – именно так действует ансибль, отделяя передаваемое сообщение от окружающей среды. Но если нам, экипажу, предстоит перемещаться подобно сообщениям, то я хочу понять – как?

Гветер рванул себя за волосы. Их у него хватало, они росли густой гривой на голове, шерсткой покрывали конечности и тело и серебристым нимбом окружали лицо. Мех на его ногах был сейчас полон песка.

– Кхак! – воскликнул он. – Я и пытаюсь объяснить вам, кхак! Сообщение, информация – нет, нет, нет, все это старо, это технология ансибля. А это трансилиентность! Потому что поле следует представлять как виртуальное поле, в котором нереальный интервал становится виртуально эффективным посредством медиарной когерентности, – неужели вы не понимаете?

– Нет, – ответила Лиди. – Что ты подразумеваешь под «медиарным»?

После еще нескольких посиделок на пляже они пришли к общему мнению о том, что чартен-теория доступна лишь тем, кто очень глубоко знает китянскую темпоральную физику. Менее охотно вслух высказывался и вывод, что инженеры, установившие на «Шоби» чартен-аппараты, не до конца понимают, как те работают. Или, если точнее, что они делают, когда работают. В том, что они работают, сомнений не возникало. «Шоби» стал четвертым кораблем, на котором они были испытаны в беспилотном режиме; уже шестьдесят два мгновенных перелета – трансилиентностей – были совершены между пунктами, которые разделяло расстояние от четырехсот километров до двадцати семи световых лет – с промежуточными остановками по пути. Гветер и Лиди непоколебимо придерживались того взгляда, что это доказывает, будто инженеры прекрасно знали, что делали, и что для всех остальных кажущаяся трудность теории сводится к трудности, с какой человеческий разум воспринимает совершенно новую концепцию.

– Это как идея кровообращения, – сказала Тай. – Люди очень давно знали, что их сердца бьются, но не понимали зачем.

Собственная аналогия ее не удовлетворила, и когда Шан сказал: «У сердца есть свои причины, о которых мы ничего не знаем», – она обиделась и сказала: «Мистицизм» – тоном человека, предупреждающего спутника о кучке собачьего дерьма на тропинке.

– Уверен, что в этом процессе нет ничего непостижимого, – заметила Орет. – И ничего такого, чего нельзя понять и воспроизвести.

– И определить количественно, – упрямо добавил Гветер.

– Но даже если люди поймут суть процесса, никто не знает, как воспримет его человеческий организм, правильно? Это мы и должны выяснить.

– А с какой стати ему отличаться от обычного СКОКС-полета, только еще более быстрого? – спросил Беттон.

– Потому что он будет совершенно иным, – ответил Гветер.

– И что может с нами случиться?

Некоторые из взрослых обсуждали возможные последствия, и все они над ними размышляли; Карт и Орет как можно более простыми словами рассказали про будущий полет своим детям, но Беттон, очевидно, в таких дискуссиях не участвовал.

– Мы не знаем, – резко отозвалась Тай. – Я тебе с самого начала об этом твердила, Беттон.

– Скорее всего, это будет похоже на СКОКС-полет, – предположил Шан, – но ведь те, кто летел на СКОКС-корабле в первый раз, тоже не знали, на что это будет похоже, и им пришлось осваиваться с физическими и психологическими эффектами.

– Самое плохое, что с нами может произойти, – неторопливо произнесла Сладкое Сегодня, – это то, что мы умрем. В испытательных полетах уже побывали живые существа. Сверчки. И разумные ритуальные животные во время двух последних полетов «Шоби». И ничего с ними не случилось. – Для нее это была очень длинная речь, и потому ее слова приобрели соответствующую весомость.

– Мы почти уверены, – сказал Гветер, – что чартен, в отличие от СКОКС, не включает в себя темпоральную перегруппировку. И масса здесь используется лишь в качестве потребности в определенном центре массы, как и во время передачи по ансиблю, но не сама по себе. Поэтому не исключено, что трансилиенту можно подвергать даже беременных.

– Им нельзя летать на кораблях, – сказала Астен. – Иначе нерожденные дети умрут.

Астен полулежала на коленях Орет, Риг, сунув в рот палец, спал на коленях Карта.

– Когда мы были онеблинами, – продолжила Астен, садясь, – с нашим экипажем были ритуальные животные. Рыбы, несколько терранских кошек и много хайнских хол. Мы с ними играли. И помогали благодарить холу за то, что на нем проводили проверку на литовирусы. Но он не умер. Он укусил Шапи. Кошки спали с нами. Но одна из них перешла в кеммер и забеременела, а потом «Онеблину» нужно было возвращаться на Хайн, и ей пришлось сделать аборт, иначе нерожденные котята умерли бы внутри и погубили бы ее. Никто не знал нужный ритуал, чтобы все объяснить кошке. Но я покормила ее лишний раз, а Риг плакал.

– Некоторые люди тоже плакали, – добавил Карт, поглаживая волосы ребенка.

– Ты рассказываешь хорошие истории, Астен, – заметила Сладкое Сегодня.

– Получается, что мы нечто вроде ритуальных людей, – сказал Беттон.

– Добровольцы, – сказала Тай.

– Экспериментаторы, – сказала Лиди.

– Искатели приключений, – сказал Шан.

– Исследователи, – сказала Орет.

– Азартные игроки, – сказал Карт.

Мальчик по очереди взглянул на их лица.

– Знаете, – сказал Шан, – во времена Лиги, в самом начале СКОКС-полетов, пытались исследовать все подряд и посылали корабли к очень далеким системам – их экипажам предстояло вернуться лишь через столетия. Возможно, некоторые до сих пор не вернулись. Но некоторые вернулись через четыреста, пятьсот, шестьсот лет, и все они стали сумасшедшими. Безумцами! – Он выдержал драматическую паузу. – Но они уже были безумцами, когда стартовали. Нестабильными людьми. Ведь никто, кроме безумца, не согласится добровольно испытать такой разрыв во времени. Какой оригинальный принцип отбора экипажа, а? – Он рассмеялся.

– А мы стабильны? – поинтересовалась Орет. – Я люблю нестабильность. Мне нравится эта работа. Я люблю риск и люблю рисковать вместе с другими. Высокие ставки! Вот что наполняет меня восторгом.

Карт взглянул на их детей и улыбнулся.

– Да. Вместе, – сказал Гветер. – Ты не безумна. Ты хорошая. Я люблю тебя. Мы аммари.

– Аммар, – поправили его, подтверждая неожиданное заявление. Молодой мужчина нахмурился от удовольствия, вскочил и стянул с себя рубашку.

– Хочу купаться. Пойдем, Беттон. Пошли купаться! – воскликнул он и побежал к темной воде, медленно шевелящейся за границей отблесков их костра.