Майкл Гаррисон - Пустота

– Внизу в скалах, – сказало оно, – пауки плетут паутину. Всего в паре футов от прибоя! С каждой волной паутина содрогается: трудно передать, какою тревогой нас это преисполняет. – Оно пожало плечами. – Но год за годом пауки плетут паутину.

Оно подбросило сверкнувшую на солнце монетку.

– Орел или решка? – спросил призрак.

– Мне тебя не переспорить, – признал Реноко. – Я понимаю, как неправильно с моей стороны говорить: «Я думаю, что… Мне бы следовало говорить: «Аз есмь мысль о том, что…»

Привидение взяло его за руку. Лицо азиатки осветила слабая улыбка.

– Да, это так, – сказала она. – Я ненадолго. Назад в цирк? Или пойдем пообедаем?

– Я готов отправиться куда угодно.

В полумиле от них, под скалами, без устали пенился и плясал океан. Никто не понимал почему. Дело тут было не в температуре. Какая-то физическая закономерность, но менее обыденная. Пена зависала тысячефутовыми призматическими занавесками, переливаясь странными цветами: розовым, лимонно-шербетовым, диковинным синим оттенка металлик; через эти шторы можно было заметить силуэты экстатически ныряющих в прибое чаек. На самом краю скалы, извлекая прибыль из первобытного чудачества планетной кухни, стоял ресторанчик шестьдесят на шестнадцать футов, под названием «Мэннхиллский бубен», в стиле О’Махони, но завсегдатаи, нервные менеджеры среднего звена с прибрежных ракетных верфей, называли его просто «Бубен». Днем над декоративной крышей с черепицами из стекла и нержавейки носились чайки. По вечерам «Бубен», казалось, кренился к волнам – вот-вот упадет – и перемигивался с морем собственной мятно-зеленой, насыщенно-красной и серо-стальной иллюминацией. К семи столики пустели. В «Бубен» приходили не за едой. Сюда являлись постоять у стены, обращенной к морю, понаблюдать за непревзойденным зрелищем актуальной фазы Вселенной.

– В одиночестве, – сказал Реноко, – тут начинаешь слышать голоса. Из прибоя.

Он сам удивился, как устал.

Вскоре после этого на борту «Новы Свинг» развернулись странные события. Замигал свет в каютах. Динаточные двигатели резко включились, ненадолго заглохли и врубились снова, будто испытали кратковременный ишемический приступ, и в памяти всех членов команды возник синхронный пробел.

Внизу, на главной грузовой палубе, прокатилась волна, словно саму материю хватил удар. Свет и тьма перемешались. Саркофаги обстучало друг о друга, точно лодки на швартовых в бурю. Крышку K-бака снесло и покатило по полу, расплескалась протеома, похожая на грязную соленую воду в ночи. Сквозь поверхность жидкости катапультировалось тело обитателя бака, по виду – человека земного типа, наркомана с частично заросшим беспорядочной щетиной волос ирокезом и парой татуировок в форме змей. Ниже диафрагмы тело напоминало обугленный, изодранный плащ. Из позвоночника в нейротипичных энерготочках торчали провода. Чуть не захлебнувшись, он блеванул в приступе головокружения, какой накатывает при внезапно прерванном межзвездном полете, и в панике оглядел грузовой отсек, уставленный саркофагами. С него ручьями текла протеома, пахнущая конским костным клеем, прогорклым жиром и альбумином яйца-болтуна. Что бы ему ни снилось, видения эти смыло. Он не привык присутствовать во Вселенной вне электронной формы; когда-то умел, но с тех пор немало воды утекло. Он опустил глаза.

– Господи, Реноко, – пожаловался он в пространство, – у меня ж, блин, ног нету. Ты бы меня хоть предупредил.

Он поддался соблазну выдернуть из позвоночника толстые провода в резиновой оплетке. Попытался вытереть протеому руками, но не смог.

– Твою мать! – сказал он.

Состояние K-бака его, судя по всему, немало впечатлило.

– В следующий раз, – проговорил он, обращаясь к саркофагам, – напомните, чтоб я не таким кружным путем возвращался. У вас салфеток не найдется?

Интересно, какого те мнения о его перформансе?

Им понравилось. Они ведь были чужаки. Они провели уже четырнадцать дней в клаустрофобически тесном главном грузовом отсеке «Новы Свинг», привязанные черно-желтыми страховочными ремнями к шкафчикам для инструментов с хлопающими дверцами, среди надписей об опасностях работы с плазмой. Они знали, где находятся, и понимали почему. Им это было не впервой. На службе у Сандры Шэн они сотнями лет странствовали по разным местам. Они взяли на себя критически важные жизненные функции Обсерватории и Фабрики Естественной Кармы. Они покинули нормальные среды обитания, оставили дома и близких, став частью двигателя перемен лжекитаянки. Подобно ей, они действовали от имени других, на благо других. Выступление обожженного человека им понравилось, как нравилось вообще все здесь.

« Нова Свинг» прогрызала длинную нору меж звезд, а обреченный экипаж порою выглядывал в иллюминаторы: когда вместе, когда поодиночке. Их объявили в розыск на нескольких мирах. Обвиняли в контрабанде артефактов. Потенциальном нарушении карантина. Желали допросить в связи с убийством какого-то Тони Рено в Саудади. «Нова Свинг» шныряла от планеты к планете по Пляжу. Приняв на борт искореженный K-бак, она успела затем тихо наведаться на Козий Глаз и Инвертированный Лебедь, побывать в пустоте, разделяющей Радиозалив и сам Тракт, и на семьдесят четыре часа лечь в дрейф по тщательно засекреченным координатам, отключив все системы, в облаке Оорта знаменитого Ченнинга XVII. М. П. Реноко при всех этих визитах не присутствовал. Но стоило команде списать его со счетов, и коротышка просунул голову через переборку каюты с таким видом, словно они с Толстяком Антуаном все еще продолжают разговор, начатый на Мире Веры Рубин, в «Восточно-Уральском природном заповеднике».

– Толстяк Антуан, каждый из нас – свой собственный эволюционный проект! – возвестил он.

– Господи Иисусе!.. – вымолвил Антуан.

– Что это за старый хрыч? – поинтересовалась Ирэн. Она смерила Реноко взглядом потемневших от насмешки глаз. – А, вон ты кто!.. – сказала она. – Антуан, слезай с меня.

Нельзя сказать, что она ненавидела бородку Реноко или его облик педофила 1960-х, сам по себе, бесспорно, шикарный. Ирэн активно не нравилось ощущение, что у Реноко все время козырь в рукаве припрятан. Или даже не козырь, а вся колода.

– Входи, – пригласила она, прикрыв бедра одеждой. – Мы как раз везем твой груз идиотских игрушек.

– Вы отлично поработали! – воскликнул Реноко.

– Реноко, ты нам лапшу на уши не вешай. Нам нужны только… – она сделала универсально понятный жест, – деньги. Потом убирайся и свою ржавую сантехнику прихвати.

Язык ее тела намекал: если им и движут неведомые силы, с Ирэн лучше не связываться.

Антуан взял ее за руку.

– Зачем вы убили Тони Рено? – спросил он у Реноко. – Мы так не договаривались.