Кэсс Морган - Возвращение домой

От душевной боли не избавиться, ее нельзя взять и стереть. Приходится нести ее с собой. Всегда.

Ритмичное дыхание Люка было как колыбельная. Голова Гласс, лежавшая на его груди, поднималась и опускалась в ритме его дыхания. Она всегда завидовала его способности быстро засыпать и спать «сном праведника», как называла это ее мама. Сама Гласс не могла уснуть, для этого у нее слишком уж кружилась голова. Ей хотелось бы наслаждаться присутствием Люка, но стоило ей посмотреть на любимого, как в сердце поднималась сильная, острая боль. Им не так много осталось. Совсем скоро Гласс порвет с ним; нужно успеть это сделать до того, как Люк раскроет ее тайну, которая приведет их обоих к гибели.

На глаза Гласс навернулись слезы, и она порадовалась, что Люк не может видеть ее лица. Он не знал, что совместное будущее не сулит им ничего, кроме боли и скорбей. Чтобы успокоиться, она сделала несколько глубоких вдохов.

– Ты в порядке, малышка? – сиплым со сна голосом пробормотал Люк.

– Да, – шепнула она.

Не открывая глаз, Люк крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку:

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. – Она смогла сказать это недрогнувшим голосом.

Буквально через пару секунд Гласс поняла по ритму его дыхания, что он снова погрузился в сон. Она взяла его руку и положила себе на живот, кожей ощущая ее тепло и глядя на его спящее лицо. Во сне он всегда выглядел как мальчишка, его длинные ресницы легонько касались щек. Если бы она только могла рассказать ему об их ребенке, который рос у нее внутри сейчас, когда они вот так лежали рядом.

Но он никогда об этом не узнает. Гласс всего семнадцать, и у нее есть шанс на помилование, несмотря на нарушение Доктрины Геи, а вот Люка в его девятнадцать наверняка отправят в открытый космос без скафандра. Суд будет коротким, и его казнят. Гласс должна оставить Люка, порвать с ним все контакты, чтобы Совет не мог его найти, проверяя ее связи.

– Мне так жаль, – шептала Гласс, и слезы катились по ее щекам. Она не могла понять, за кого из них двоих ее сердце болит сильнее.

Люк вздохнул во сне. Гласс подвинулась и прижала руку к его щеке. Хотелось бы ей знать, что ему снится! Во всем этом хаосе, когда за бегством из Колонии немедленно последовала отнюдь не мягкая посадка, у них совершенно не было времени поговорить об их ужасной ссоре на корабле. А может быть, Люк не хотел о ней говорить.

Гласс, пока могла, скрывала свою беременность, но в конце концов все стало известно. Нарушение демографического закона считалось в Колонии одним из самых серьезных правонарушений, и даже после выкидыша Гласс заставили встретиться с Канцлером, который настаивал, чтобы она назвала второго виновника преступления. Гласс запаниковала и соврала, объявив отцом ребенка соседа Люка, Картера. Этот более взрослый годами опасный интриган пытался в отсутствие Люка изнасиловать Гласс. Какой бы мразью ни был Картер, смерти он все же не заслуживал, однако был казнен по приказу поверившего Гласс Канцлера. Сама Гласс как несовершеннолетняя оказалась в Тюрьме.

Гласс никогда не забудет, как лицо Люка исказилось яростью и отвращением, когда он об этом узнал. И хотя теперь он простил Гласс, она боялась, что лишилась кое-чего очень важного – доверия Люка, которое вряд ли удастся когда-либо восстановить полностью.

Он снова вздохнул и, не открывая глаз, обнял Гласс и сильнее прижал ее к себе. Улыбнувшись, она позволила жизнеутверждающему стуку его сердца прогнать горькие мысли. На Земле у них появился шанс начать все сначала, оставив пережитые ужасы в прошлом.

Гласс закрыла глаза и уже начала засыпать, когда какой-то громкий звук вырвал ее из полудремы. Перепуганная, она села в кровати и осмотрелась. В комнате не было никого постороннего. Может, этот звук ей просто приснился? Что же это было? Она мысленно воспроизвела услышанное: не вой, но и не голос, а что-то третье – не то зов, не то сигнал, но без слов. Вроде какого-то иного, непривычного вида связи, но она понятия не имела, что за существа могли бы таким образом перекликаться. От лагеря их отделяли многие мили, и по пути им не встретилось никаких признаков цивилизации. Кроме них двоих, вокруг никого не было. Может, это просто ветер налетел на крышу их домика или что-то еще в том же роде… Наверное, ей нечего бояться.

Гласс снова легла, прижалась к теплому, расслабленному телу Люка и наконец тоже заснула.

Беллами не привык сидеть на заднице ровно и ничего не делать. Он ненавидел чувствовать себя беспомощным. Бесполезным. Он привык сражаться за важные для себя вещи – за пищу, безопасность, сестру, да и за саму жизнь – и поэтому постепенно съезжал с катушек, оказавшись в зависимости от других людей. Именно из-за этого, в первую очередь, он и попал в нынешний замес. Если бы не его безумная затея с проникновением на увозящий Октавию челнок, Канцлера – его отца – никогда бы не подстрелили, а значит, сам Беллами оказался бы на Земле со второй волной колонистов и был бы добропорядочным гражданином, а не беглым зэком.

Беллами сидел на деревянной скамье, расположенной на небольшом поросшем травой участке посреди городка, где жили Саша и Макс, и наблюдал за идущими в школу ребятишками. Трое мальчишек толкались плечами, и Беллами было слышно, как они поддразнивают друг друга. Потом один из ребят бросился бежать, а остальные двое, смеясь, погнались за ним. Девочка и мальчик постарше держались за руки и все никак не могли проститься, обмениваясь то какими-то очень личными шуточками, то заставляющими краснеть поцелуями.

Но с другой стороны, Беллами понятия не имел, что всего через несколько недель начнутся эти адовы проблемы с кислородом и экстренная эвакуация. К тому же вряд ли девятнадцатилетний парень с Уолдена, который никто и звать его никак, оказался бы первым в очереди на челнок. Нет, он принял правильное решение. Во-первых, он присматривал за Октавией, а во-вторых, познакомился с красивой, яркой, необычной и умной девушкой, благодаря которой он теперь засыпает и просыпается с дурацкой влюбленной улыбочкой на лице. Конечно, кроме тех дней, когда он совсем уж без ума от нее.

Он поднял голову и огляделся в поисках Кларк, которую позвали осмотреть сломавшего руку ребенка. При других обстоятельствах жизнь в этом городке не казалась бы Беллами такой отстойной. Она была одновременно подчиненной дисциплине и расслабленной, у каждого имелось место, чтобы жить, и вдоволь еды, но при этом на горизонте не ошивались охранники, которые так хотят показать свою власть, что следят за каждым твоим чихом. Сашин отец, конечно же, был тут самым главным, но он совсем не походил ни на Родоса, ни даже на Канцлера, потому что прислушивался к своим советникам. К тому же Беллами знал, что большинство серьезных вопросов решается голосованием. Был тут и еще один бонус: никому не казалось странным, что у человека есть сестра. Тут почти у всех были братья и сестры, да еще и не по одному.