Кэсс Морган - Возвращение домой

Уэллс бросил взгляд на толпу за ее спиной. К ней присоединилось еще множество вышедших из лесу людей.

– Ваш челнок стартовал из Колонии последним?

Женщина кивнула. На языке Уэллса крутился вопрос, но он не был уверен, что осмелится его задать, потому что сомневался, действительно ли хочет получить ответ.

– Мой отец… – начал он.

Выражение лица женщины смягчилось. Она знала, кто такой Уэллс, и поняла, что он хочет спросить.

– Я очень сожалею… – начала она, и каждое ее слово словно било юношу под дых. Она явно колебалась, не зная, что именно рассказать. – Когда мы взлетали, он все еще не вышел из комы, а челноков больше не было. Кислород, по сути, тоже заканчивался, а сам корабль… ну… он просто разваливался на части. Ему осталось от силы пять-шесть часов.

Крик горя и вины рвался из груди Уэллса, но юноша сумел его сдержать. Если он сейчас позволит себе в полной мере ощутить тяжесть утраты, то наверняка просто не сможет жить дальше. Все его тело начала бить крупная дрожь. От возникшего в сознании образа медленно задыхающегося отца Уэллс и сам начал задыхаться, словно его шею до сих пор сдавливали руки дюжего наземника. Споткнувшись, он чуть не потерял равновесие, но тут кто-то встал рядом и поддержал его. Это был Беллами.

– Уэллс, – сказал он, – мне так жаль, мужик. – На лице брата было написано сочувствие и что-то еще. Быть может, боль?

Уэллс кивнул. Это было его собственное горе, однако он забыл, что Беллами тоже только что потерял отца – потерял прежде, чем получил шанс с ним познакомиться. По сути, каждый колонист на Земле лишился множества близких людей. Их оставшиеся на корабле семьи, друзья, соседи уже погибли, обреченные спать вечным сном в гигантском безмолвном корабле на земной орбите. Колония превратилась в огромный саркофаг.

– А мне жаль, что ты так его и не узнал, – сказал Уэллс, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Пусть он и пытался приготовиться к самому худшему, но все равно до сих пор не мог принять того, что никогда не увидит, как отец сходит с челнока со смесью удивления и восторга на лице. Никогда не узнает он ни чудес Земли, ни того, чего добился его сын. Не сидеть ему с Уэллсом у костра, слушая радостную болтовню вокруг, не сказать, как он горд своим мальчиком.

– Мне тоже жаль, – сказал Беллами, а потом улыбнулся. – Хотя знаешь что? Думаю, я с ним, типа, был знаком.

– Это ты о чем? – спросил Уэллс, пытаясь сообразить, когда отец мог выкроить время на общение с Беллами.

– Ну я же слышал, что он был чертовски умен, много работал, реально старался помогать людям… совсем как еще один парень, которого я знаю.

Уэллс какое-то время смотрел на него, а потом вздохнул.

– Если ты имеешь в виду меня, то очень ошибаешься. Я ничто по сравнению с отцом.

– Кларк считает по-другому. Она говорила мне, что у тебя есть те же качества, что и у отца, – его прямота и отвага, – а от матери у тебя доброта и чувство юмора. – Беллами некоторое время с задумчивым видом помолчал и продолжил: – Конечно, я ни разу не слышал, чтобы ты сказал хоть что-то смешное, но поверил Кларк на слово.

К собственному удивлению, Уэллс коротко рассмеялся. Лицо Беллами снова стало серьезным:

– Слушай, я знаю, что тебе сильно досталось. Никто не должен бы пережить то, что с тобой случилось. Но ты не один, ясно тебе? Мало того что сотня людей считает, что ты герой и, может, даже круче, чем на самом деле есть. Я хочу сказать, что у тебя тут не только друзья, но и семья. Я горжусь, что у меня такой братишка, как ты.

Беллами был прав. Боль от потери Саши, отца и бессчетного количества павших в сегодняшнем бою друзей никогда не покинет Уэллса, но Земля по-прежнему остается его настоящим домом. Даже печаль в сердце, кажется, немного улеглась, когда они с Беллами обнялись, похлопывая друг друга по спине.

Земля – это место, где живет его семья.

Беллами остановился перед дверью хижины-лазарета. Он знал, что Вице-канцлер желает с ним побеседовать, но не испытывал по этому поводу ни малейшего энтузиазма. Вчерашняя битва и ее последствия сильно измотали юношу. Они с Уэллсом вначале похоронили нескольких наземников, а потом собирали на поле боя перемазанное в запекшейся крови оружие. А погребение погибших колонистов и подростков из сотни было запланировано на следующий день. Слава Богу, Октавия уцелела, но не всем ребятам так повезло.

Однако, несмотря на кровопролитную схватку и потери, настроение в лагере было бодрее, чем две ночи назад, когда сюда под конвоем привели самого Беллами, Уэллса и Кларк. Теперь люди снова могли смеяться, а вновь прибывшие колонисты обращались к членам сотни за помощью и советом, уже не опасаясь разозлить Родоса.

Какая-то часть Беллами хотела лишь одного – оглядевшись по сторонам, отыскать Октавию, которая организовала для младших ребятишек игру в прятки. Ему было тяжело даже ненадолго выпускать сестру из виду, после того, через что им довелось пройти. Однако спустя секунду любопытство взяло верх, и он зашел в лазарет.

Там было полно раненых, но благодаря обычной расторопности Кларк и ее чуткости к пациентам царила не слишком мрачная атмосфера. К счастью, большинство раненых быстро шли на поправку.

Беллами прошел в дальнюю часть хижины, отгороженную свисавшей до самого пола простыней, обеспечивавшей Вице-канцлеру какую-никакую приватность. По дороге молодой человек перебирал в голове все, что может сказать ему Родос, и продумывал варианты ответов. Если Вице-канцлер станет угрожать ему или Октавии, то Беллами за себя не ручается, и плевать, что тот ранен и прикован к больничной койке.

Кивнув стоявшему перед простыней охраннику, Беллами зашел за нее и уставился на лежащего в походной кровати человека.

Родос словно бы стал меньше, и дело тут было не только в его явной слабости или в бинтах на руках и торсе. Что-то изменилось у него в лице. Он выглядел не просто раненым и измученным, а сломленным.

Родос с некоторым усилием приподнялся на локте. Беллами дернулся было помочь ему, но передумал: он и без того достаточно сделал для этого говнюка.

– Здравствуй, Беллами.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Беллами скорее по привычке, чем из искренних побуждений. А что еще говорить, если видишь лежащего в постели забинтованного мужика?

– Кларк и доктор Лахири говорят, что я полностью поправлюсь.

– Клево, – сказал Беллами, переминаясь с ноги на ногу. Идиотизм какой-то! Какого черта он вообще здесь делает?

– Я звал тебя, чтобы поблагодарить.

– Да забудьте, – пожав плечами, сказал Беллами. Он плохо понимал, почему спас жизнь Родосу, но уж всяко не потому, что считал, будто этот властолюбивый псих того заслуживает. А долгий разговор по душам его и подавно не прельщал.