Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения

Хватило ли импульса? Вроде ничего не изменилось…

Нет, угол, под которым при каждом обороте падал свет в отсек, стал чуть другим.

– Ладно, моя очередь смотреть, – заявила она.

Затем Верити отстегнула ремни, с трудом, сжимаясь от боли, встала и приблизилась к иллюминатору. Транспорт по-прежнему кувыркался. Источник света выплыл из-за горизонта, заставив сощуриться и инстинктивно отвернуться, – белый, с легким оттенком желтизны диск пылал невыносимо ярко. И очень походил на Солнце.

Затем в поле зрения вплыло описанное Флойдом облако. Надо отдать сыщику должное, описание было точным: рубиново-красная туманность, словно увеличенная картинка с астрономического атласа, испещренная светящимися точками, алыми пятнами и темными полосами, будто пыльными дорожками. Прямо на глазах внутри облака вспыхнул и угас холодный розовый огонек.

– Я не знаю, что это, – растерянно проговорила Верити. – Никогда раньше не видела.

Тут за окном появилось кое-что еще – пологая ржаво-оранжевая дуга, окаймленная бледной дымкой атмосферы. В отличие от облака, эта картина была знакома Ожье. Определенно. Она даже различила белые пятнышки пришвартованных дирижаблей, блестящие ленты ирригационных каналов.

Вот и «колоссальное», о котором говорил Флойд.

– Это Марс! – воскликнула она, едва веря в собственные слова.

– А источник света?

– Солнце. Мы вышли около Марса. Мы в Солнечной системе.

– Но ты говорила, что никогда раньше не видела…

Верити снова посмотрела на пестрящее вспышками облако. Как Флойд и говорил, оно уменьшалось прямо на глазах, хотя клубилось с прежней интенсивностью и выбрасывало пыльные протуберанцы.

А потом его разорвала вспышка, невообразимо яркая, даже ярче, чем сияние устья червоточины. Лавина света прошла сквозь багровую муть, как сквозь витраж, запылала на секунду вторым солнцем. Туманность угасла, скрылась, посветив напоследок закатно-багряным. Вернулась тьма, и облако сделалось полностью черным, без единого огонька.

– А где Фобос? – растерянно спросила Ожье.

Замедлить вращение транспорта теперь было нечем. Оставив иллюминатор открытым, Ожье время от времени отстегивалась и выглядывала наружу. Иногда так делал Флойд. Хотя, конечно, надежнее было бы оставаться в креслах. Пусть и поврежденный, транспорт пребывал в стабильном состоянии. С момента выхода из гиперсети в окрестность Марса не случалось новых поломок, в отсеке держалась приблизительно треть атмосферного давления. Для дыхания воздух был слишком разрежен, кислородную маску не снимешь, но по крайней мере не так холодно, как за бортом, – еще работали питающиеся от батарей обогреватели.

– Пока мы в безопасности, – заключила Ожье. – Сейчас можно только сидеть и ждать, пока кто-нибудь не догадается, где нас искать.

– А он догадается?

– Не сомневайся. Ведутся поиски, прочесывается каждый дюйм пространства. Даже не будь на этом судне маяка, нас бы все равно обнаружили. Нужно лишь немного терпения.

Уверенность Ожье казалась хрупкой, готовой лопнуть в любой момент – словно тонкий лед под ногами.

– Судя по тону, у тебя уже выстроилась теория насчет нашего выживания.

– Должно быть, люди Авелинга решили уничтожить Фобос. Облако газа и пыли – все, что осталось от него. Пролетая сквозь облако, мы сталкивались с мусором. Наше счастье, что не напоролись на что-нибудь крупное и быстрое.

– Они взорвали целую луну? Не слишком ли кардинальная мера?

– Это был единственный способ спасти нас. Думаю, они уловили отраженный от нашего судна сигнал и поняли: мы приближаемся слишком быстро и не успеем погасить скорость в тормозной системе капсулы. Но ее единственное назначение – поддерживать вакуум в устье тоннеля. Если избавиться от зала, где воздух находится под давлением, и от Фобоса вместе с ним, капсула не нужна. Мы и так прилетим в вакуум.

– Но ты же говорила, что у них слишком мало времени на подготовку к нашему приему.

– Наверняка у них есть экстренная программа действий на такой случай. Люди моментально эвакуируются со спутника. А в тот помещены ядерные заряды, чтобы разнести громадину в клочья и открыть нам выход в пространство.

– И все это за пять минут?

– Флойд, другого объяснения нет.

– Ну, я могу на ходу из пальца высосать сколько угодно. Например, что луну взорвал к чертям кто-то другой, а наш прилет не имеет к этому ни малейшего отношения.

– Нет, Флойд, – объяснила Ожье терпеливо, как ребенку, посвящаемому в премудрости взрослого мира. – Кто-то другой не взрывал Фобос. Здесь так не делается. Хоть сейчас и кризис, никто в здравом уме и твердой памяти…

Вдруг она замерла, тихо охнув.

– Ожье?

– Знаешь, ты можешь оказаться прав…

– А я очень надеялся ошибиться.

– В облаке светились взрывы, – вспомнила она огни и розовую вспышку. – Выглядело так, будто там воюют.

– И кто мог разнести в клочки целый спутник?

– Если его не взорвали мы сами, применив ядерные заряды, то сделать это могли только прогры.

Мысли в усталой донельзя голове шевелились медленно, неохотно. Только в таком пришибленном состоянии и можно подумать, что ради тебя взорвут луну.

– Знаешь, последняя вспышка, самая яркая…

– Продолжай.

– Это схлопнулась червоточина. Всю дорогу мы неслись перед ее обваливающейся оконечностью. Мы выскочили – и червоточина ударилась о свое устье. Представь, как бьет растянутая и отпущенная с одного конца резиновая лента. Не удивлюсь, если взрыв уничтожил всех сражающихся вблизи Фобоса.

– А мой билет домой?

– Пропал. Линия закрыта.

– Так я и думал.

– Флойд, прости.

– Тебе не за что просить прощения. Я лез сам, причем упорно. Пока не влез дальше некуда.

– Неправда. Отчасти виновата и я. Нельзя было пропускать тебя сквозь цензор. И уж тем более на борт транспорта.

– Малышка, посмотри правде в глаза: без меня ты не вернулась бы домой.

Ожье не нашлась с ответом. Флойд был прав: без его помощи она умерла бы в коллапсирующем тоннеле, разорванная на кусочки под всполохи фейерверка из разбитого транспорта.

– Все равно это неправильно. Я увела тебя из твоего мира. Оборвала все твои связи с ним.

– У тебя не было выбора.

Она коснулась раны – жаркой, отзывающейся болью. Принимаемый УЛ был из тех, что недолго остаются в теле, демонтируются, растворяются, становятся частицами телесной химии. Ожье ведь надеялась на помощь сразу по прилете.

– Ты как чувствуешь себя? – спросил Флойд.

– Слегка прихварываю. Но ничего, пока терпеть можно.

– Тебе нужна медицинская помощь.

– Да. И надеюсь, меня отдадут врачам, как только вытащат из этой жестянки.

– Если нас вообще найдут.