Вероника Рот - Эллигент

Лампа на потолке в комнате для допросов отражается расплывчатым кругом в центре стола. Я рассказываю то, что сочла нужным сообщить мне Нита. Никаких затруднений я не испытываю. После того, как я заканчиваю, человек, ведущий запись, в последний раз дотрагивается до экрана, и тот освещается там, где пробегают его пальцы. Еще здесь присутствует женщина. Ее зовут Анджела. Она – доверенное лицо Дэвида. Она осведомляется:

– Значит, вы не в курсе того, почему Хуанита попросила вас отключить систему безопасности?

– Нет, – отвечаю я, и это чистая правда.

Всех, кроме меня, они допрашивали, вколов сыворотку правды. Моя генетическая аномалия, позволяющая мне вести себя осознанно при симуляциях, заставила их предполагать, что я могу быть устойчив. Так что сведения, которые бы я дал под ее воздействием, оказались бы сомнительными. Пока моя история будет соответствовать тому, что говорят остальные, они будут считать ее правдой. К тому же все мы были привиты против сыворотки правды. Информатор Ниты среди генетически чистых передал ей прививки еще несколько месяцев назад.

– Как же тогда она тебя убедила?

– Мы подружились, – пожимаю я плечами. – Она попросила меня довериться ей, сказала, что у нее есть веские причины.

– А что вы думаете о своем поступке?

– Я очень сожалею.

Яркие, жесткие глаза Анджелы немного смягчаются. Она кивает.

– Что же, это соответствует показаниям остальных. Учитывая ваше общее невежество и генетическую неполноценность, мы склонны проявить снисходительность. Все-таки вы – новичок. Однако в течение года вы должны будете работать на благо нашего сообщества. Вы не имеете права входить в секретные лаборатории или архивы и покидать без разрешения пределы Резиденции. На весь условно-досрочный срок к вам прикрепят офицера, который будет проверять вас каждый месяц. Вам понятна терминология?

Слова «генетическая неполноценность» крутятся в моей голове, но я бормочу:

– Да.

– У меня все. Вы свободны, – она отодвигает стул и встает.

Человек, записывавший показания, поднимается и убирает планшет в сумку. Анджела стучит по столу, чтобы привлечь мое внимание.

– Не будь слишком строг с собой, – произносит она. – Ты еще так молод.

Не уверен, что это может служить оправданием, но я без возражений принимаю ее попытку утешить меня.

– А что будет с Нитой? – задаю я вопрос.

Анджела поджимает губы.

– После того, как она оправится от ранений, ее переведут в тюрьму. Вероятно, там она проведет остаток жизни.

– То есть ее не казнят?

– Нет, мы не применяем смертную казнь к «ГП», – бросает Анджела и направляется к двери. – С «ГП» всегда куча проблем.

С грустной улыбкой она выходит из комнаты. Я сижу, совершенно ошеломленный. Я ведь хотел доказать, что они ошибаются во мне, что моя личность не определяется моими генами. Но теперь ситуация изменилась. Юрайя лежит в больнице, погибли люди, а Трис не хочет смотреть мне в глаза. И все – из-за меня.

Я стискиваю зубы. Меня захлестывает волна отчаяния. Когда я встаю, мои манжеты мокры от слез. А моя скула, кстати, до сих пор саднит.

– Ты его навещала?

Кара стоит рядом со мной, сжав кулаки. Вчера Юрайю перевели из реанимации в палату со смотровым окном из коридора. Я подозреваю, врачи сделали это для того, чтобы избавиться от нас с Кристиной. Теперь Кристина сидит у постели больного, держа его за вялую руку.

Я боялась, что он будет похож на порванную тряпичную куклу, но он не особенно отличается от прежнего Юрайи, исключая разве что царапины и бинты. Мне кажется, что сейчас он очнется, заулыбается и спросит, чего мы на него пялимся.

– Я была у него вечером, – отвечаю я. – По-моему, ему одиноко.

– Существуют данные, что, в зависимости от степени повреждения головного мозга, люди в коме могут слышать и чувствовать, – произносит Кара. – Но прогноз не слишком оптимистичный.

Иногда мне хочется стукнуть ее. Разве есть необходимость напоминать, что Юрайя вряд ли очнется?

– Знаю.

Вчера, покинув его палату, я бесцельно бродила по зданию Резиденции. Вместо того чтобы думать о своем друге, балансирующем между жизнью и смертью, я размышляла над нашим разговором с Тобиасом. И о том, как я себя чувствовала, когда смотрела на него: будто лопнула невидимая нить. Неужели наступил конец наших отношений? Я могла ему это сказать, но слова застряли у меня в горле. А сейчас мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не разреветься.

– Ты спасла Бюро, – заявляет Кара. – Как ты умудряешься принять участие во всех возможных заварушках? Полагаю, мы должны быть благодарны тебе: ты же предотвратила кризис.

– Ладно тебе. При чем здесь Бюро? Нет у меня интереса в его сохранении, – возражаю я. – Просто выбила оружие из опасных рук, вот и все. А чего ты нахваливаешь меня?

– Я способна распознавать сильные стороны другого человека, – улыбается Кара. – Кроме того, я подумала, что отныне наши с тобой проблемы, как логические, так и эмоциональные, разрешены.

Она откашливается, и мне становится даже любопытно. Похоже, признание того, что у нее есть эмоции, заставляет Кару чувствовать себя неловко.

– Ты, наверное, разузнала о Бюро что-то такое, что разозлило тебя, – замечает Кара.

Я наблюдаю, как Кристина кладет голову на край койки Юрайи, и с запинкой отвечаю:

– Ну, да… Но я вообще-то удивлена.

Кара молчит. Между ее бровей пролегает морщинка, делая ее настолько похожей на Уилла, что мне хочется отвернуться.

– Ты в курсе, что формула симуляционной сыворотки в действительности была разработана не Джанин? – добавляю я и вздыхаю. – Пойдем. Я кое-что покажу тебе.

Мне было бы проще выложить ей все прямо здесь. Но я хочу занять себя чем угодно, лишь бы не думать о Юрайе и Тобиасе.

– Похоже, мы никогда не найдем концов в этом клубке лжи, – говорит Кара, когда мы направляемся к хранилищу. – Фракции, видео с Эдит Прайор… сплошное вранье.

– Вот как ты относишься к фракциям? – перебиваю ее я. – А мне казалось, что тебе нравится быть эрудитом.

– Верно, – она чешет себе шею, и на ее коже остаются маленькие красные полоски от ногтей. – Но из-за Бюро я почувствовала себя идиоткой – а ведь я стремилась поддерживать их, как того хотели верные. Ну и дура же я была!

– А ты считаешь, что в идеях верных не было ничего стоящего? – не унимаюсь я.

– А ты разве со мной не согласна?

– Они помогли нам сбежать из города, и мы узнали истину, – парирую я. – В итоге, это гораздо лучше, чем если бы мы остались в бесфракционной коммуне, идея которой засела в голове Эвелин. Там бы вообще никто из нас не имел права решать, что делать.

– Понимаю тебя, – кивает она. – Но я привыкла гордиться тем, что умею видеть все насквозь.