Аластер Рейнольдс - Префект

– Так у Нервал-Лермонтовых нет очевидных причин вредить вашей семье?

– Ни единой. Если у вас есть версия, я с удовольствием ее выслушаю.

– У меня с версиями туго, – покачал головой Дрейфус. – Я надеялся, у вас что-нибудь есть.

– Это не ответ, – буркнула Дельфин. – Похоже, версия, которую вы прорабатывали, завела вас в тупик. Нервал-Лермонтовы не стали бы вредить моей семье. Они настрадались, но это не делает их убийцами.

– Вы об Авроре?

– Префект, она была совсем молоденькой. Устройства Кэлвина Силвеста высосали ей мозг, превратив в выпотрошенное зомби.

– Да, я в курсе.

– Что вы от меня скрываете?

– А если один из Нервал-Лермонтовых что-то затеял?

– Например?

– Например, захват части Блистающего Пояса.

Дельфин задумчиво кивнула:

– Чисто гипотетически это возможно, но, если бы такое впрямь творилось, вы сказали бы мне?

– Чисто гипотетически. – Дрейфус скупо улыбнулся. – Могла бы ваша семья чинить препятствия таким затеям?

– Какие еще препятствия?

– Все доказательства, имеющиеся в моем распоряжении, говорят, что атаку на ваш анклав устроил некто, связанный с семьей Нервал-Лермонтовых. Дравидян был невиновен, его подставили. На его корабль, в его экипаж, проник некто, знающий, как спровоцировать выхлоп квантового двигателя.

– Зачем?

– Дельфин, если бы я мог ответить! Впрочем, версия есть: кто-то или что-то на Раскин-Сартории угрожало тем честолюбивым планам.

– Понятия не имею, кто это или что! – с вызовом проговорила Дельфин. – Жили мы замкнуто. Энтони Теобальд пытался выдать меня замуж и породниться с владельцами большого промышленного синдиката. У него были друзья, которые прилетали в гости, но я с ними незнакома. Вернон хотел быть со мной, даже если бы это означало отвержение от его семьи. Я занималась творчеством…

При втором допросе Дельфин упомянула гостей Энтони Теобальда, но, едва Дрейфус попытался выяснить подробности, замкнулась. Дело в семейном секрете, который она поклялась не раскрывать? Похоже на то. Давить Дрейфус не стал, он хотел завоевать ее доверие, только ведь до бесконечности тянуть нельзя. Нужно подойти к этому вопросу с другой стороны.

– Поговорим о творчестве. Может, в нем ускользающая от нас разгадка?

– Но мы это уже проходили: искусство только предлог, маскировка истинного мотива убийства.

– Хотелось бы в это верить, но связь то и дело всплывает. Семью, уничтожившую ваш анклав, с Домом Силвестов связывала трагедия Авроры. Ваш прорыв в творчестве, работы, которые принесли вам популярность, вдохновлены полетом Филиппа Ласкаля к завесе. Ласкаль «гостил» у Дома Силвестов, когда утонул в пруду с рыбками.

– Неужели те мерзавцы везде и всюду?

– Может, и так. Я почти уверен, что связь есть.

Дельфин долго молчала, и Дрейфус решил, что его с презрением игнорируют. Мол, куда полицейскому в искусство лезть!

– Я уже объясняла вам. Не помню, над чем работала, но вдруг остановилась и почувствовала: мою руку направляют, заставляют ваять Ласкаля.

– А дальше?

– Добавить почти нечего. Духовная связь возникла внезапно, меня словно молнией ударило. К теме Ласкаля я обратилась не из интереса к его персоне. Мне просто не оставили выбора. Тема требовала внимания, притягивала как магнит. С той минуты Ласкаля я игнорировать не могла: оставалось либо отдать дань его памяти, либо умереть как художник.

– Филипп Ласкаль говорил через вас, использовал в качестве медиума, чтобы рассказать о пережитом?

– Префект, я не верю в жизнь после смерти, – ответила Дельфин, хмуро взглянув на Дрейфуса.

– Но ведь ощущение было именно такое?

– У меня возникло необъяснимое желание, – проговорила Дельфин так, словно признание далось ей очень-очень трудно, – потребность довести серию до конца.

– Словно вы говорили от имени Филиппа?

– От имени мертвых не говорят, – возразила Дельфин. – То есть по-настоящему не говорят. Но если хотите, назовем это именно так.

– Я назову это, как удобно вам. Вы же были скульптором.

– Не была, а есть, префект. Думайте обо мне что хотите, но творческий порыв я чувствую так же остро, как прежде.

– Значит, если выдать вам газовый резак и большой камень, вы начнете ваять?

– А я о чем?

– Простите, Дельфин, я не придираюсь, просто еще не встречал таких напористых бета-симов.

– Смо́трите мне в глаза и видите человека?

– Порой вижу, – признался Дрейфус.

– Если бы ваша жена погибла иначе, вы бы и ко мне относились иначе, верно? Не отрицали бы право беты называть себя живой.

– Гибель Валери ничего не изменила.

– Вам так кажется, а вот я не уверена. Взгляните на себя в зеркало. На душе у вас рана. Что бы ни случилось в тот страшный день, вы рассказали не все.

– Зачем мне что-то скрывать?

– Наверное, не желаете с чем-то примириться.

– Я уже со всем примирился. Я любил Валери, но она погибла. Прошло одиннадцать лет.

– Человек, который приказал убить работников СИИИ, чтобы остановить Часовщика…

– Верховный префект Дюсолье, – перебил Дрейфус.

– Неужели его решение столь ужасно, что он потом не выдержал и покончил с собой? Разве это была не чрезвычайная, но необходимая мера? Разве не было гуманно даровать тем несчастным быструю и безболезненную гибель? Особенно если представить, что сделал бы с ними Часовщик?

Прежде Дрейфус лгал Дельфин, а сейчас чувствовал: нужно сказать правду, иначе будет просто непорядочно.

– Дюсолье оставил предсмертную записку. – В горле пересохло, Дрейфус говорил медленно, словно это его допрашивали. – Он написал: «Совершена ошибка. Зря мы так поступили с институтом. Искренне раскаиваюсь в том, что сделано с людьми, упокой Господь их души».

– Не понимаю, в чем тут раскаиваться. У него не было выбора.

– Именно это я твердил себе одиннадцать лет.

– Вы думаете, трагедия разыгралась иначе?

– Есть одна нестыковка. По официальным данным, ракетно-бомбовый удар нанесли сразу же после эвакуации Джейн Омонье. К тому моменту Дюсолье и его префекты поняли: спасти застрявших сотрудников СИИИ не удастся, а Часовщик может в любой момент перебраться в другой анклав.

– Так в чем нестыковка?

– В шести часах, – ответил Дрейфус. – Ровно столько на самом деле прождал Дюсолье, прежде чем выпустить ракеты. Этот факт умалчивали, но на Блистающем Поясе, напичканном мониторами и дисплеями, подобное не скрыть.

– Но кому, если не префекту, выяснять, что случилось за те часы?

– Даже с допуском «Панголин» я раскопал только это.

– Почему бы не спросить у кого-нибудь? У Джейн Омонье, например?

Собственная слабость вызвала у Дрейфуса улыбку.

– Когда-нибудь совали руку в ящик, наполненный неизвестно чем? Тот вопрос для меня вроде такого ящика.