Райчел Мид - Клятва истинной валькирии

– Интересно, а не спать – это скучно? Тебе не мешает?

– Наоборот, удобно.

– Потому что можно мгновенно собраться и вступить в бой?

– Да. Мне все равно спать не нравилось.

Кстати, вот это она тоже мало кому сообщала:

– Меня мучили кошмары. А теперь – нет.

– Нет снов – нет кошмаров, – пробормотал он.

Дыхание его выровнялось, и она поняла – уснул. Она долго смотрела на Джастина – красивое лицо. А сейчас к тому же – спокойно-мирное. В голове Джастина не кипели мысли – такое редко случалось.

Мэй ушла в спальню. Немного поразмышляла над тем, что произошло за последние несколько дней, почитала, посмотрела документальные фильмы. Время от времени она подходила к окну: интересно, а что все-таки произошло с Эмилем? Кто он? И что ей со всем этим делать?..

Наступило утро, Мэй приняла решение. Она приняла душ, оделась и уже почти приготовила завтрак, как Джастин проснулся. Он искренне удивился, увидев ее на кухне – не ожидал, что она готовит сама.

– С чего ты решил, что я совсем не умею готовить? – Она даже слегка обиделась.

Кстати, она всего-то жарила глазунью – но все равно, не до такой же степени!

– Мне казалось, что в доме родителей у вас были повара, а потом ты просто питалась в армейской столовой.

Он поморщился на свет лампы.

– У тебя аспирин есть?

– Нет, я им не пользуюсь.

– Тогда я обойдусь кофеином.

Он отказался от еды и удовольствовался огромным кофейником. Через час Джастин был бодр и свеж, только глаза у него подозрительно блестели.

– Какие у тебя планы на воскресенье, боец? – спросил он.

– К Кави в больницу пойду.

Он изумленно поднял бровь:

– А ты уверена, что тебе туда нужно? Судя по рассказам, она может неоднозначно отнестись к посещению…

– Я знаю, – мрачно проговорила Мэй. – Уайттри сообщил, что она все еще в госпитале. Просто поверить не могу, что это моих рук дело. И мне нужно это понять. Посмотреть своими глазами.

Вот и веди доверительные разговоры… Возможно, именно из-за всех этих рассуждений о жизни и смерти Мэй захотела лично увидеть то, что она сделала с Кави. И пусть визит окончится ссорой – она должна попасть в госпиталь.

– Понятно. Удачи.

Джастин допил кофе и поставил кружку рядом с вазой с розами.

– Какие красивые. Это молодой человек расстарался?

– Нет… Лусиан прислал.

Она внутренне напряглась, ожидая издевательской ухмылки. Но Джастин – как ни странно – промолчал.

– Ты никак это не прокомментируешь? Фантастика…

– Ты вольна поступать как хочешь. – Тут он заколебался. – Ты удостоишь его второго свидания?

– Я его еще первым не удостоила.

Джастин обрадовался, быстро собрался и ушел, а Мэй поехала на базу. Там она не бывала со злосчастного дня похорон. В больничном крыле девушка в регистратуре сказала, где лежит Кави, – оказалось, что в охраняемом отсеке. Там на страже стояли солдаты обычной армии. Мэй забеспокоилась, потом сказала себе: а почему бы и нет, ведь преторианец – это не совсем обычный пациент. Палата оказалась самой последней в коридоре – тоже важный момент. Дверь оставалась открытой, монитор четко показывал: Кави, Друзилла, преторианец. Мэй глубоко вдохнула и вошла в палату. Возвращаться нельзя. Вперед, только вперед.

Кави полулежала на обычной больничной кровати, вытянув загипсованную ногу. Рядом стоял поднос с остатками завтрака. Она внимательно смотрела на экран – там показывали что-то про Лусиана Дарлинга, он просто повсюду, этот сенатор… Кави повернулась к Мэй, та подошла ближе. И тут случилось нечто совершенно невероятное.

Кави – улыбнулась.

Мэй не помнила, чтобы та улыбалась. Кави всегда отличалась вспыльчивостью. Даже когда у Мэй с Порфирио все было хорошо, она не одобряла выбор своего соратника по когорте. Но сейчас ошибки быть не могло: Кави улыбалась искренне, а не натянуто или только из вежливости.

– Мэй, – проговорила она, и лицо ее осветилось радостью. – Как здорово, что ты пришла!

Услышав, что ее назвали по имени, Мэй удивилась еще сильнее.

– Кави… Друзилла, я рада тебя видеть. Тоже. Хорошо выглядишь.

Кави усмехнулась и провела ладонью по волосам:

– Спасибо, это так здорово. Но мне нужно постричься на самом деле. Или укладку сделать.

Мэй попыталась улыбнуться в ответ, но встреча пошла совсем не так, как ожидалось, и она растерялась.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Здесь все так здорово. Я бы домой уже хотела, но врачи говорят, нужно еще побыть здесь. Им лучше знать.

– Ну да.

Мэй не могла понять, почему Кави до сих пор держат здесь. Что она с ней сделала? Неужели перелом ноги мог настолько ослабить ее?

– А больно?

– Нет, вообще не больно.

Она кивнула в сторону прикроватной тумбочки:

– Смотри, какие лилии Ньютон принес. Индиго мне всегда цветы дарят. Разве не здорово?

Кави говорила как во сне, и глаза у нее смотрели куда-то мимо Мэй. И «здорово» она уже четвертый раз сказала. Все понятно – она на лекарствах. Не на транквилизаторах. Ей давали нужную дозу, чтобы она чувствовала себя… здорово. Но ведь это всего лишь перелом ноги! Может, Кави довела докторов до ручки, и они решили подсадить ее на легкую схему, чтобы облегчить себе жизнь?

– Очень красивые лилии, – кивнула Мэй. – Надо было бы и мне тебе букет принести.

Лусиановы розы как раз бы пригодились.

– Ничего страшного. Я же знаю, ты очень занята сейчас.

Тут Мэй сделала глубокий вдох – как в воду с вышки прыгнуть – и произнесла то, ради чего пришла в палату.

– Друзилла. Я просто хочу извиниться за то, что сделала на похоронах. Я не права была, и мне очень жаль, что так получилось.

Кави продолжила все так же светло улыбаться:

– Не нужно извиняться, что ты. Мы все немного перенервничали.

Мэй подумала, что «перенервничали» – это не слишком точное слово для описания их тогдашнего состояния. Кави назвала Мэй дрянью, и Мэй страшно избила ее.

– Все равно, мне не следовало так поступать, – вышло нескладно, но хоть так.

– Мы все скучаем по нему.

Кави немного погрустнела – и уставилась в пространство.

– Я много говорила с Порфирио. То есть я думала, что говорила с ним. А доктора сказали, это все потому, что я нездорова. И они прописали мне новые лекарства, и теперь я его больше не вижу.

Она повернулась к Мэй.

– А ты его видишь?

– Я… нет. Конечно, нет. Он умер. Мертвые не возвращаются.

– Да. Не возвращаются. – Тут Кави снова просветлела лицом. – Если бы он вернулся, он бы обязательно простил тебя. Он тебя очень любил.

Мэй прикусила язык. Порфирио – простил ее? Она пыталась забыть их последнюю встречу, задвинула в дальний закоулок памяти – но слова Кави вытащили это на свет. До того дня Порфирио вымещал свою ярость в звонках и сообщениях. Он даже повысил Мэй с просто «дряни» до «нордлингской дряни». Оскорбления и преследование продолжались, но Мэй стало полегче. Она просто все больше замыкалась в себе, отказываясь чувствовать хоть что-нибудь. Через некоторое время он понял это и решил, что личный визит может поправить дело и по-настоящему уязвить ее.