Орсон Скотт Кард - Эндер в изгнании

И наконец Графф прочел об Эндере и парнишке Рэндалле Фирсе, который раньше называл себя Ахиллесом, а теперь взял имя Арканян Дельфики.

Дочитав до конца, Графф кивнул и сжег письмо в камине. Валентина просила его об этом: Эндер не хотел, чтобы копия болталась где-то по Земле. «Хочу, чтобы обо мне позабыли», – процитировала его Валентина.

Напрасно надеется – память о нем растает не скоро. А уж добрая или дурная – это Графф предсказать не брался.

– Он думает, что наконец-то получил взбучку, которую хотели устроить ему Стилсон и Бонзо, – сообщил Графф чайной чашке. – Этот парнишка – дурак, несмотря на свои умнющие мозги. Стилсона и Бонзо нельзя было остановить. Они совсем не то, что малыш Боба и Петры. Вот что Эндеру следовало понять. В мире действительно есть зло, есть грехи, есть глупость любого сорта. Есть ограниченность и бессердечие, и… Я даже не знаю, что из этого – мое.

Он покачал чашку в руках.

– И ни единой души, которая бы меня услышала.

Графф потихоньку прихлебывал из чашки. Чай был слабым, но Графф не имел ничего против этого. На самом деле в эти дни он вообще мало чему противился – лишь бы можно было продолжать делать вдохи и выдохи, лишь бы не было боли.

– Я все равно скажу это вслух, – сказал Графф. – Бедный дурачок! Пацифизм работает только с тем врагом, который не приемлет гибели невинных. Думаешь, часто тебе улыбнется удача повстречать такого врага?

Петра Арканян Дельфики Виггин на время приехала к сыну Эндрю, его жене Лани и двум младшим их детям – последние еще жили в родительском доме, – когда пришло письмо от Эндера.

Она вбежала в комнату, где семья играла в карты, вся в слезах, размахивая распечаткой, и не в силах вымолвить ни слова.

– Кто-то умер?! – воскликнула Лани.

Но Эндрю подошел к матери и заключил ее в объятия:

– Это не горе, Лани. Это радость.

– Откуда ты знаешь?

– Когда у мамы горе, она все рвет, а это письмо только помятое и влажное.

Петра легонько его стукнула, но все же рассмеялась и смогла заговорить:

– Прочитай его вслух, Эндрю! Прочти вслух. Наш последний малыш нашелся. Эндер нашел его для меня. О, если бы только Джулиан мог знать! Если бы я только могла поговорить с ним!

И она снова заплакала, пока сын не начал читать. Письмо было коротким. Но Эндрю и Лани, поскольку сами были родителями, точно знали, чтó оно для нее значит, и тоже заплакали от счастья, и тогда молодежь с отвращением вышла из комнаты, а один из детей бросил напоследок:

– Позовете нас, когда сможете себя контролировать.

– Никто ничего не может контролировать, – прошептала Петра. – Все мы только просители у трона судьбы. Но иногда она может над нами сжалиться!

Поскольку кораблю больше не требовалось везти Рэндалла Фирса в изгнание, путь к Эросу мог быть и не прямым. Это добавило к субъективному времени полета четыре месяца (шесть лет реального времени), но командование МФ было не против, и капитан не возражал. Он высадил бы пассажиров там, где им захочется. Капитан знал, кто такие Эндрю и Валентина Виггин. Оправдан был бы любой крюк. Из команды тоже никто не возражал.

В своей каюте Валентина писала историю колонии Ганг и в перерывах нянчилась с Эндером, который потихоньку выздоравливал.

– Я прочла то твое идиотское письмо, – сказала она однажды.

– Которое? Я их столько написал…

– То самое, которое должна была увидеть, если ты погибнешь.

– Я не виноват, что доктор применил общую анестезию, только чтобы поправить нос и вытащить лишние кусочки костей.

– Полагаю, ты хочешь, чтобы я забыла о том, что прочла.

– Почему нет? Я же забыл.

– Не забыл, – сказала Валентина. – Ведь во всех этих перелетах ты не просто скрываешься от своей дурной славы, да?

– Еще я наслаждаюсь компанией сестры, профессиональной вынюхивательницы секретов.

– Тот ящик… Ты ищешь место, где можно его открыть.

– Вэл, – сказал Эндер. – Я не спрашиваю тебя о твоих планах.

– Тебе и не нужно. Мой план – следовать за тобой, пока мне это не наскучит настолько, что я больше не смогу это выносить.

– Что бы ты себе ни вообразила, ты ошибаешься, – сказал Эндер.

– Ну… пока ты все так понятно объясняешь.

Он добавил немного позже:

– Вэл, знаешь что? Я там в какой-то миг подумал, что он правда собирается меня убить.

– Ох ты ж мой бедненький! Тебя, должно быть, чуть не убило понимание, что ты ошибся в расчетах?

– Я думал, что, если до этого дойдет, если я правда пойму, что вот-вот умру, я почувствую облегчение. Ничто из этого больше не будет моей проблемой. Разбираться со всем этим придется кому-то другому.

– Да, мне. И я так тебе благодарна за это!

– Но когда он подошел, чтобы меня прикончить… Я знал, что он намерен ударить меня в голову пару раз, а там и так уже туман клубился… Ну и, когда он подошел, я вообще не чувствовал облегчения. Я хотел встать. И встал бы, если бы мог.

– И убежал бы прочь, если бы у тебя была хоть капля разума в голове.

– Нет, Вэл, – печально ответил Эндер. – Я хотел встать, чтобы убить его. Я не хотел умирать. И не важно, что я считал это заслуженным и думал, будто это принесет мне покой или хотя бы забвение. Тогда я вообще об этом не думал. Только одно: жить! Жить, чего бы это ни стоило. Даже если ради этого придется убить.

– Ух ты, – сказала Валентина. – Ты только что открыл для себя инстинкт самосохранения. Нормальные люди узнают об этом намного раньше.

– Есть люди, у которых нет этого инстинкта, у них он другой. Мы награждаем их медалями за то, что они закрывают своим телом гранаты или вбегают в горящие дома, чтобы спасти ребенка. Награждаем посмертно, я имею в виду. И почитаем память о них всеми возможными способами.

– В них тоже есть этот инстинкт. Просто есть что-то такое, что оказывается важнее.

– Не у меня, – сказал Эндер. – Для меня нет ничего важнее.

– Ты позволил ему избивать себя до тех пор, пока больше не мог сопротивляться, – сказала Валентина. – Только когда понял, что не в силах ему навредить, ты позволил себе почувствовать свое желание жить. Так что не надо кормить меня этим дерьмом, втюхивая мне, какой ты злодей и убийца невинных мальчиков. Ты доказал, что можешь победить, намеренно допустив поражение. Все. Точка. Пожалуйста, больше не ввязывайся в драку, если не намерен победить. Договорились? Обещаешь?

– Никаких обещаний, – сказал Эндер. – Но постараюсь, чтобы меня не убили. У меня еще есть дела.

Я не думал, что с этой книгой получится вот так. Предполагалось, что я в нескольких главах опишу, как Эндер попадет с Эроса на Шекспир, а затем на Ганг. Но понял, что реальная история, подоплека конфронтации на Ганге, случилась раньше, – и, к собственному ужасу, оказалось, что у меня вышел роман, события которого укладываются между четырнадцатой и пятнадцатой главами «Игры Эндера».