Кен Маклауд - Ночные проповеди

Номинант на Hugo, Nebula, Locus, премию Артура Кларка

Ken MacLeod

The Night Sessions

Дизайн обложки: Юлия Межова

Перевод с английского: Могилевцев Д. С.

В оформлении обложки использована иллюстрация Андрея Фереза

Печатается с разрешения автора и литературных агентств

Mic Cheetham Agency и The Marsh Agency

© Ken MacLeod, 2008

© Могилевцев Д. С, перевод, 2014

© Андрей Ферез, иллюстрация, 2014

© ООО «Издательство ACT», 2015

Спасибо Кэрол, Шарон и Майклу – за все.

Как обычно.

Спасибо Мику Читему, Фаре Мендельсон и Чарльзу Строссу за чтение первого черновика и критические замечания.

На идею вертикальных ферм я наткнулся в статье Карла Шредера «Ревайлдинг Канады»

(www.worldchanging.com/archives//007000.html).

– Научная фантастика стала научным фактом! – провозгласил робот.

Джон Ричард Кэмпбелл тяжело вздохнул, он и так спал в неудобной позе, так еще и пробудился от столь заезженного клише. Поерзал, сбросил одеяло с лица, поправил клипфон и выпрямился. Большая часть людей в салоне еще дремала, а почти все бодрствующие безучастно просматривали что-то на видеоочках либо контактных линзах. Наверное, бизнесмены, уже не раз летавшие и видевшие картину за окном. Кэмпбелл специально попросил разбудить его у экватора и место у окна выбрал по той же причине: хотел увидеть Тихоокеанский космический лифт. Он и его атлантический близнец-соперник были, наверное, самым впечатляющим и уж точно самым масштабным делом рук человеческих. Некогда Джон Ричард назвал его «Новой Вавилонской башней» и решил, что должен увидеть рукотворное чудо своими глазами.

– Лифт сейчас виден пассажирам, сидящим по правому борту, – пробормотал робот в наушник. – Пассажиры по левому борту увидят его через несколько минут, когда мы немного повернем, огибая запретную зону.

Кэмпбелл прижался щекой к окну, упер подбородок в плечо, приставил левую ладонь к виску, чтобы заслонить глаза от бликов – салон освещался, хотя и по-ночному тускло, – и вгляделся вперед по курсу. В темноте внизу увидел шпиль, сотканный из блестящих точек. Из его вершины тянулась вверх – казалось, совсем невысоко – яркая прямая линия. Внимательно рассмотрев ее, Джон Ричард заметил прямо над шпилем крошечный сгусток ярких огней на одной высоте с самолетом. Пока самолет разворачивался направо, заслонив в конце концов носом башню, крошечный сгусток едва заметно продвинулся вверх. Ускорение поворота чуть сильней придавило Кэмпбелла щекой к стеклу.

– Кабину вы больше не увидите, – указал робот, – но, если посмотрите вверх, в пространство, обнаружите верхнюю, космическую часть башни лифта. Под таким углом она, скорее всего, покажется короче, чем вы ожидали, – но она ярче звезд.

И в самом деле.

Кэмпбелл смотрел на яркую щель толщиной в волосок в ночном небе до тех пор, пока та не скрылась из виду. Джону казалось, что он может различить на ее дальнем конце световое пятнышко, словно бусинку, готовую вот-вот упасть с нити. Но, возможно, это всего лишь игра воображения. До орбитальной станции 35 786 километров (минус двенадцать высоты, на которой летит самолет), с такого расстояния она будет выглядеть просто точкой, и даже более крупный противовес за нею, на самом конце кабеля, едва ли покажется массивнее.

Кэмпбелл откинулся на спинку. Да, это стоило увидеть. Но и понятно, отчего часто летающие не обратили внимания. У кокпита робот-стюардесса повернула окуляры в сторону иллюминаторов левого борта и, несомненно, вещала в наушники сидевших там пассажиров, те вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть получше открывающийся вид. Наверное, с того борта зрелище было живописнее.

Кэмпбелл решил на обратном пути заказать место у окна по левому борту. Воздушный коридор обратных рейсов пролегал с западной стороны лифта.

Джон Ричард снова посмотрел в иллюминатор, позволил глазам приспособиться к темноте. Условия наблюдения оказались, мягко говоря, не идеальными – но ярчайшие звезды можно было различить. Через несколько минут обнаружился метеорит, горевший ярко-оранжевым, вскоре за ним пролетел другой. Оба раза Кэмпбелл испуганно охал. Свирепые небесные камни пролетали так близко, что от них как будто слышался посвист.

Сидеть вполоборота было неудобно. В конце концов Джон Ричард отключил канал сообщения с роботом, откинул, насколько смог, спинку, укрылся с головой и попытался уснуть. Был уверен, что не сможет, – но потом вдруг обнаружил, что одеяло лежит на коленях, а из иллюминатора светит солнце прямо в глаза. Рассветное небо сияло всеми оттенками зелени, от лайма до скорлупы утиного яйца, словно фон на индуистской картине. Но спустя десять минут небеса залило чистой темной синью.

Джон Ричард прикорнул снова.

Послышалась приятная трель. Включился канал связи. Выдвижной экран на спинке переднего сиденья показал: самолет приближается к западному побережью США, местное время – два часа дня. В начале и конце салона роботы втолкнули в проход между сиденьями тележки и принялись раздавать кофе. Кэмпбелл взглянул в иллюминатор и увидел на поверхности океана белые полосы, будто следы от комет. Из-за волн вода напоминала гофрированную жесть.

Ноги болели. Джон Ричард встал, извинившись, пролез мимо двух соседей и направился к туалету посреди салона. Когда вернулся, робот с тележкой был уже в двух рядах от него. Джон Ричард быстро сел на место.

Тележка остановилась и зафиксировалась, робот замер. Голова овальная, в глазах выпуклые линзы, решетка динамика в виде улыбающегося рта. Торс смутно женственных пропорций, перемычка талии, словно мехи аккордеона, под ним – конус, напоминающий длинную юбку.

– Пожалуйста, черный и без сахара, – попросил Кэмпбелл.

Рука машины вытянулась – телу при этом наклоняться не пришлось – и передала маленький поднос с заказанным кофе, соком киви и плиткой мюсли.

– Спасибо! – поблагодарил Джон.

– Пожалуйста! – откликнулся робот.

Соседка, женщина средних лет, лишь буркнула: «С молоком, два сахара!» И молча взяла поднос.

– Нет причины их благодарить, – сказала она, когда тележка поехала дальше. – Они не умнее банкоматов.

Кэмпбелл разорвал обертку своей плитки и улыбнулся женщине, ответив:

– Я и банкоматам говорю спасибо.

Над Лос-Анджелесом он снова включил комментарии, напряженно всматриваясь в изуродованную землю за окном: черная равнина, серые ленты шоссе, вместо города – едва заметная сеть пунктирных линий на поверхности, следы улиц.