А. Дж. Риддл - Ген Атлантиды

– Да как ты смеешь! – осадил его Дориан. – Я единственный выживший сын Конрада Канна. Опустите оружие и отведите меня к нему сию же минуту.

Конрад Канн подкрадывался к Кейт, будто крупная кошка, разглядывающая добычу, прикидывая, стоит ли с ней связываться и когда совершить прыжок.

– Кто вы такая?

Кейт лихорадочно соображала. Нужна какая-нибудь правдоподобная ложь.

– Я доктор Каролина Кнапп, научный руководитель специального исследовательского проекта Иммари, направленная сюда разыскать вас, сэр.

Канн внимательно посмотрел на нее, потом на детей.

– Не может быть. Я пробыл здесь менее трех месяцев. Подготовка следующей экспедиции заняла бы куда больше времени.

Кейт раздумывала, не вызовет ли подозрений ее акцент. Говорить по-немецки ей не доводилось очень давно. Так что чем короче ответ, тем лучше.

– Вы пробыли здесь куда дольше, чем несколько месяцев, сэр. Но я боюсь, что время нас поджимает. Надо идти. Мне нужно снять с детей эти рюкзаки и…

Тут в зал вбежал нацистский солдат, быстро выпаливший по-немецки:

– Мы нашли кое-что, и еще людей. – Договорив, он, отдуваясь, выжидательно уставился на Канна.

Тот перевел взгляд с него на Кейт.

– Я скоро вернусь, – он снова смерил ее взглядом с головы до ног, – доктор. – Потом наклонился, чтобы оказаться глаза в глаза с детьми и, к изумлению Кейт, заговорил по-английски: – Мальчики, мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, пойдемте со мной.

Подхватил их на руки и покинул зал, прежде чем Кейт успела хотя бы пикнуть.

Пятнадцать минут дискуссии с этими болванами не продвинули Дориана ни на шаг. Когда он скажет об этом отцу, головы так и покатятся. Надо же, держать его на мушке, будто какого-нибудь домушника, попавшегося на горячем!.. В конце концов он испустил тяжкий вздох и просто стоял в ожидании, покачиваясь с пяток на носки.

Каждая секунда казалась вечностью.

А потом постепенно безмолвие разрушилось. Сердце Дориана билось в унисон с шагами за углом – настал миг, которого он ждал всю свою жизнь. Человек, о котором у него сохранились лишь смутные воспоминания, который положил его хворое тельце в стеклянный гроб, который спас ему жизнь и спас бы весь мир, его отец обогнул угол и зашагал к нему мерным шагом.

Дориану ужасно хотелось броситься к нему бегом, обнять и рассказать обо всем-обо всем, что он сделал, как он его спас – точь-в-точь, как отец спас Дориана почти сотню лет назад. Ему хотелось, чтобы отец знал, что он вырос сильным, таким же сильным, как был отец, что он оправдал те жертвы, на которые отец пошел ради него. Но Дориан не тронулся с места. Одной из причин тому были пистолеты-пулеметы, хоть и далеко не главной. Холодный, пронзительный взгляд отца будто разбирал его по косточкам, анализируя, сопоставляя и складывая фрагменты головоломки.

– Папа, – прошептал Дориан.

– Здравствуй, Дитер. – Отец говорил по-немецки, и голос у него был безжизненный, сугубо деловой.

– Мне следует многое тебе рассказать. Меня пробудили в тысяча девятьсот семьдесят…

– Семьдесят восьмом. Здесь время идет медленнее, Дитер. Тебе сорок?

– Сорок два, – поправил тот, изумленный тем, что отец уже совершил этот мысленный скачок.

– На дворе две тысячи тринадцатый год. Здесь же прошло семьдесят пять дней. По дню за год. Временной коэффициент триста шестьдесят к одному.

Мысли у Дориана скакали галопом, пытаясь поспеть за отцовскими. Ему хотелось сказать что-нибудь глубокомысленное, дать отцу понять, что он тоже достаточно умен, чтобы решить загадку, но единственное, на что он сподобился, так это пролепетать:

– Да. Но почему?

– Мы нашли их гибернационную камеру. В точности такую, как мы и подозревали, – сообщил отец, поворачиваясь, и зашагал по коридору. – Вероятно, Колокол также искажает время внутри сооружения, генерируя ровно столько энергии, сколько необходимо для поддержания их спячки. Должно быть, эта спячка несовершенна. Вероятно, они продолжают стареть, хоть и не столь быстро. А может, это ради их машин, несомненно, претерпевающих определенный износ что ни год. Так или иначе, замедление времени помогает им совершить скачок через века. Мы также обнаружили еще кое-что. Атланты оказались не теми, кем мы их считали. Истина куда более причудлива, чем нам мнилось. На объяснения уйдет какое-то время.

– Дети несут… – Дориан указал на рюкзачки.

– Взрывчатку. Да. Умный ход. Как я понимаю, они смогли миновать Колокол? – на лету подхватил Конрад.

– Да. Есть еще женщина, которая тоже смогла пройти, – Кейт Уорнер. Это дочь Патрика Пирса. Я уж боялся, что она до них доберется. Но теперь это роли не играет. Время у нас на исходе.

Конрад сверился с показаниями счетчиков на задней стороне рюкзаков.

– Осталось около двух часов. Эта женщина их действительно нашла, но она у нас в руках. Мы поместим их в катакомбы. И вернемся, если потребуется доделать дело.

– Нам надо уходить сразу же после этого. Отсюда до ворот тридцать минут ходу. – Наклонившись к детям, Дориан перешел на английский. – Снова привет. Я же сказал, что Кейт будет здесь. Вам понравилась первая игра?

Оба мальчика просто смотрели на него. Они глупы как пробки, подумал Дориан.

– Теперь мы сыграем в новую игру. Вам это понравится? – Дориан подождал, но оба мальчика промолчали. – Ладно… Молчание – знак согласия. Теперь будем бегать наперегонки. Вы быстро бегаете?

Мальчики кивнули.

Дэвид смотрел, как два нацистских солдата углубляются в катакомбы, таращась на трубы. Оба были в толстых свитерах, но без касок; они из морской пехоты Кригсмарине и наверняка весьма искушены в рукопашном бое. Чтобы одолеть их, Дэвид и Патрик должны непременно застать их врасплох. Дэвид поднял руку, чтобы объясниться жестами, но Патрик уже подавал ему знаки: ждем, пока они не пройдут.

Дэвид попытался присесть пониже, но ногу обожгло болью. Просто чудо, что ему вообще удалось присесть. Мазь действительно работает. Мазь… А вдруг они ее учуют? Патрик скорчился рядом между двумя другими трубами в «банановой грозди», ближайшей к двум слоняющимся без дела солдатам. Еще две секунды.

Один из них вдруг остановился. Неужто учуял?

Над укрытием Дэвида и Патрика из труб вырвались клубы белого тумана, привлекшие внимание солдат. Они перебросили свои пистолеты-пулеметы из-за спин в боевое положение, но Дэвид с Патриком уже вскочили, набросившись на них.

Сила броска Дэвида повергла избранного им противника на землю, и Вэйл ударил основанием ладони тому в лоб. Голова солдата с хрустом врезалась в металлический пол, и от нее начала расползаться лужа крови.

В четырех футах от них Патрик боролся со вторым солдатом. Более молодой противник, навалившись на него, выхватил нож и тужился вонзить его Патрику в грудь. Подскочив к нему, Дэвид рывком стащил его с Пирса, пинком выбил нож из руки солдата и придавил его к земле. Патрик отреагировал мгновенно, подскочив к нему и прижав нож к горлу нациста. Тот прекратил сопротивление, молча капитулируя, но Дэвид продолжал крепко прижимать его руки к полу.