Дэвид Брин - Бытие

Неохотно – жалея, что вообще увидел этот камень, – Бин взялся за его заостренные концы, стиснув зубы, когда по рукам пробежала слабая дрожь. Он поднял тяжелый камень, повернулся и унес его с солнечного света. Свечение только усилилось, прогоняя из палатки-убежища тени.

– Положи его на стол, но, пожалуйста, не отнимай от него руки, – по-прежнему вежливо, но настойчиво велела птица.

Бин нехотя подчинился. Фигура, видная в камне все отчетливее, была не та, что он видел раньше. Более человекоподобная, чем демоны, которых он видел на ТВ, когда смотрел передачу из Вашингтона, но все равно демон. Как и страшная машина-пингвин, которая задела крылом его руку, наклоняясь, чтобы взглянуть внимательнее.

– Легенды правдивы! – сказала птица. Бин понял, что ее звучный голос исходит из груди. – Мировые камни привередливы. Они могут выбрать для действия одного человека, а иногда не действуют ни с кем. Так говорится в легендах. – Робот стеклянными глазами взглянул на Бина. – Ты не представляешь, как тебе повезло.

Безрадостно кивнув, Бин осознал, что к чему.

Значит, я нужен. Камень работает только для меня.

Значит, они не могут просто забрать его и бросить нас.

Но еще это значит, что им придется сохранить мне жизнь. Пока.

Демон в камне перестал обретать четкие очертания, все изображение расплывалось и зыбилось. Приблизившись на ногах с необычными суставами, демон протянул мощную мускулистую руку, как будто хотел схватить за руку Бина. Рот – похоже, с четырьмя губами, расположенными приплюснутым ромбом, – шевельнулся под щелью носа и непарным, похожим на ленту органом на том месте, где полагалось быть глазам. Рот раскрывался и закрывался, поверхность под правой ладонью Бина слегка вибрировала.

– Камень поврежден, – заметил похожий на пингвина автомат. – Когда-то у него должны были быть преобразователи звука. Возможно, в хорошо оборудованной лаборатории…

– Легенды? – вдруг переспросил Бин, понимая, что не следовало бы перебивать, но ничего не мог с собой поделать. Страх, усталость, общение с демонами – от всего этого он был на грани истерики. Да и обстоятельства изменились. Если он какой-то особенный, если в нем нуждаются, не грех потребовать ответа на один-два вопроса.

– Какие легенды? Такие камни встречались раньше?

Птица-машина оторвала взгляд от изображения гуманоида, который продолжал открывать и закрывать рот, изображая речь, примерно совпадавшую с дрожью под правой ладонью Бина.

– Ты должен хорошо это знать, Пэнь Сянбин, ведь отныне этот камень бремя и долг, возложенные на тебя Небом. – Машина выпрямилась во весь рост и слегка поклонилась. – Истина уходит в прошлое намного глубже, чем кому-нибудь известно.

Во рту у Бина пересохло.

– Какая истина?

– Камни падали с начала времен. По слухам, люди разговаривают с ними последние девять тысяч лет.

Все эти долгие эпохи они говорили про день кульминации. И вот этот давно предсказанный день наконец наступил.

Бин почувствовал спиной тепло – к нему прижалась Мейлин, как можно теснее, по-прежнему с ребенком на руках. Он не отрывал ладони от предмета на столе, но был рад, что она одной рукой обняла его за пояс, крепко, и тем самым немного разогнала его внутренний холод.

– Значит… – Бин сглотнул, – ты не пришелец?

– Я? – Пингвин некоторое время смотрел на Бина, потом издал какое-то чириканье – механический эквивалент смеха. – Я понимаю, почему ты сделал это ошибочное заключение. Но нет, Пэнь Сянбин. Меня создал человек. Как и эту змею, – крепче сжал он когтями механическую змею, – посланную другими, гораздо более жестокими людьми. Наши соперники тоже хотят узнать о межзвездных зондах-посланцах как можно больше.

Тем временем существо в камне, казалось, все больше раздражалось, по-видимому, поняв, что никто не слышит его слов. Жужжание усилилось – и прекратилось. Потом демон наклонился вперед, словно устремляясь к Бину, и начал чертить в пространстве у границы между ними какие-то фигуры. Там, куда он поворачивал свою чешуйчатую руку, оставался четкий чернильный след. И Бин понял.

Каллиграфия. Существо рисовало фигуру – идеограмму – в старинном, с плавными очертаниями, стиле. Сложный символ, состоящий по меньшей мере из двадцати черточек. «Жаль, что мне не хватает образования», – подумал Бин, благоговейно глядя на законченный знак, светившийся на поверхности мирового камня. Симметрично прекрасный и одновременно неровный и угрожающий; от него трудно отвести глаза, а сердце так и колотится.

Сянбин не знал, что это за иероглиф. Но любой, хоть немного знакомый с китайским миром, сразу узнал бы центральный символ, вокруг которого была выстроена фигура.

Опасность.

Опасность уже так велика, что вызывает сожаление, если какой-либо индивид, класс, народ сохраняет иллюзии. Время не позволяет останавливаться; больше нельзя благоразумно отступить или мудро отречься. Только мечтатели могут воображать, что выход существует. Оптимизм – это трусость.

В хорошие времена пессимизм – это роскошь, но в плохие – всегда исполняющееся фатальное пророчество.

– Почему я должен носить эту штуку? – пожаловался Джеральд.

Он завернул рукав своего недавно выстиранного и выглаженного мундира, показав то, что находилось под ним, – бугор в мясистой части предплечья. Вживленный телеметрический датчик НАСА.

– Не будьте тряпкой, – сказала генерал Хидеоши. Во плоти бригадир оказалась еще миниатюрнее, чем на экране, – это производило парадоксальный эффект, добавляя солидности ее чину. В свете прожекторов блестели звезды на ее плечах. – У вас с начала тренировок – имплантаты.

– Ну, это для диагностики общего состояния и инъекций, связанных с работой. По окончании миссии все их убирают. Но эта штука огромная! И я знаю, что она не только измеряет мое кровяное давление.

Акана пожала плечами.

– Цена свободы, друг мой. Схватив эту штуку, вы сами выбрали роль человека – подопытного кролика. – Она кивнула в сторону Объекта. Гладкий, он светился в выстланной войлоком колыбели на переговорном столе в нескольких метрах от Джеральда. – Либо это, – она показала на руку Джеральда, – либо длительный строгий карантин. Вы знаете, что и сейчас не поздно сделать выбор. Возвращайтесь в бак.

Джеральд фыркнул.

– Нет, спасибо.

– Добро пожаловать, – усмехнулась Акана.

Он не стал упоминать про другие имплантаты, о существовании которых только подозревал, – например, какое-то инородное тело внутри его левой глазницы анализировало свет, не заслоняя роговицу. Оно смотрело на мир сквозь его зрачок. В сущности, видело то, что видел он. Как будто мало того, что десяток других членов команды непрерывно следят за ним, когда он общается с Вестником (таково одно из его названий).